На этот раз ковёр из опавшей листвы и подгнивших плодов я не увидел. Остановил машину напротив запертой калитки. Мазнул взглядом по зелёному забору из штакетника. Звуки собачьего лая я не услышал: собачья будка у нас пустовала уже третий год. Открыл багажник, понаблюдал за тем, как Вовка пыхтел над тяжёлым чемоданом. Брат поставил свою ношу на асфальт.
— Димка, зайдёшь к нам? — спросил он. — Чаю попьём. Мы из Крыма печенье привезли.
Я усмехнулся.
— Ты, Вовчик, сперва воды принеси, да огород свой проверь. Устану ждать твой чай.
Я обнял остановившуюся около меня Лизу (та держала в руках коробку с куклой).
— Тогда вечером к нам приезжай, Димка, — сказал брат. — Часам к семи. Парни придут, которые со мной работают. Женька Бакаев и Коля Синицын. Ты их знаешь: они были на моей свадьбе. Посидим. Расскажу вам о наших морских похождениях.
Вовка улыбнулся. Улыбнулись и Надя с Лизой.
Лиза дёрнула меня за руку, запрокинула голову и посмотрела мне в лицо.
— Дима, приходи! — сказала она. — Я тебе подарок подарю. Настоящий, морской! Специально для тебя его везла. Только он сейчас лежит там, в чемодане.
«Ракушка, — подумал я. — Она привезла для Димки раковину рапана. Мы её в Керчи купили. Около горы Митридат. Такие же Надя понесла тогда своим подругам на работу».
— Приходи, Дмитрий, — сказала Надя.
Я посмотрел ей в глаза — Надя смущённо опустила взгляд.
Я вспомнил, что из-за этой её привычки смущаться, наши соседи долго не верили, что моя жена работала следователем прокуратуры. И они бы точно не поверили в то, что Надежду Рыкову коллеги прозвали «Железная леди» (вовсе не за внешнее сходство с Маргарет Тэтчер). Надины подруги мне рассказывали, что на работе у моей жены «железная хватка».
— Ладно, — сказал я. — Приду. В семь часов.
Погладил Лизу по голове.
— Договорились, — сказал Вовка.
Он склонился над чемоданом, протянул мне руку — мы с братом снова обменялись рукопожатиями.
В прошлой жизни я не виделся с Димкой в день нашего возвращения с моря. Я его в тот день не пригласил. Даже не позвонил ему тогда. Да и вообще не представлял, где мой старший брат двадцать первого июля был, и чем он занимался. Димка не афишировал свои дела. Обычно он отшучивался в ответ на мои вопросы. Да и с моими друзьями брат общался нечасто.
Тем вечером, когда мы приехали из Крыма, к нам домой явились Бакаев и Синицын. Женька принёс три литра домашнего вина (он «крышевал» домашнюю винодельню своего тестя). Мы засиделись во дворе за столом (под вишней) допоздна — несмотря на то, что всем нам в понедельник предстояло работать. Надя провела тот вечер в нашей компании.
На этот раз я решил, что Димка (то есть, я) проведёт воскресный вечер вместе с семьёй брата. Дома я то и дело вспоминал, как улыбались мне Лиза и Надя. Усмехался, вспоминая неуклюжую походку тащившего по перрону чемодан… Владимира. Порылся в Димкиных закромах, отыскал там бутылку армянского коньяка. Ровно в семь часов вечера я снова подъехал на машине к дому брата.
Припарковал «копейку» около зарослей малины. Выбрался из салона, запер дверь. Пару минут я стоял у капота машины, озирался по сторонам. С удивлением обнаружил, что приступа ностальгии эта поросшая бурьяном улочка у меня не вызвала. Вспомнил, что в конце девяностых все эти домишки снесут и застроят эту территорию около завода гаражами.
Рядом с калиткой я снова остановился. Мазнул взглядом по окнам веранды, по кустам пионов с густой листвой, по притаившемуся под ветвями вишни столу, по собачьей будке (я так и не разобрал её: не дошли руки). Я будто бы привычно сунул руку за калитку, отодвинул деревянный засов. Несмазанные петли скрипнули, известили хозяев дома о моём появлении.
Дверь веранды тут же приоткрылась, из-за неё высунулось остроносое лицо Лизы. Моя племянница увидела меня, шагнула через порог. Улыбнулась, прижала к груди свою новую куклу со светлыми волосами и в платье цвета голубой металлик. Воскликнула: «Дима приехал!» Ловко спустилась по серым деревянным ступеням и бросилась мне навстречу.
Политические события девяносто первого года, почти пустые прилавки в магазинах и зачатки капитализма на улицах в виде ларьков и торгующих цветами около автобусных остановок людей — всё это почти не вызывало у меня сейчас чувство дежавю, словно я не вернулся в прошлое, а лишь просматривал по телевизору старые телепередачи.