Сидевшие за столом милиционеры уже не улыбались. Они снова посмотрели в направлении забора за собачьей будкой. Будто надеялись, что разглядят абрикос, росший у забора дома номер двадцать четыре.
— Откуда такая информация? — спросил Вовка.
Говорил он серьёзным тоном, не кривлялся.
— Информация из достоверного источника, — сказал я. — Но тебе, Вовчик, его не назову: не имею права. Твой почти сосед пока работает во имя работы. Тот образец огнестрела, что нарисовался в парке, он приятелю просто подарил. Но скоро для него и для нас всех настанут трудные времена. За следующий год цены в наших магазинах вырастут в среднем на две с половиной тысячи процентов. В семейных бюджетах наших граждан мышь повесится. Все будут зарабатывать, как смогут. А твой почти сосед на время станет торговцем оружием. Вы его, конечно, быстро вычислите. Но город наводнится его поделками. А это значит…
Я выдержал паузу, развёл руками и продолжил:
— … Таких инцидентов, как тот, что произошёл около Дворца спорта, в следующем году случится много. Пальба в городе будет, как во время праздничного салюта. Устанете фиксировать случаи. Да и в последующие годы поделки этого Кулибина всплывут неоднократно. Так что займитесь этим изобретательным товарищем уже сейчас. Чтобы в будущем не расхлёбывать последствия его кооператорской деятельности. Организуйте заявление от бдительного гражданина. На его основании возбудите дело и получите разрешение на обыск. Не мне вас учить. Работайте, товарищи капитаны… и товарищ майор.
Последнюю фразу я произнёс, повернувшись к Жене Бакаеву.
Милиционеры переглянулись и тут же вновь скрестили свои взгляды на моём лице.
— Блин горелый, откуда такая информация? — повторил Вовкин вопрос Коля Синицын.
— Ясно откуда, — в своей обычной ворчливой манере произнёс Бакаев. — От наших старших товарищей из комитета. Сливают нам этого оружейника, чтобы самим не работать.
Синицын махнул рукой.
— Я не о том спросил, — сказал он. — Я спрашиваю про повышение цен в следующем году. Цены вырастут на две тысячи процентов? Дмитрий, ты это серьёзно утверждал? Как такое может быть?
Я встретился взглядом с глазами Нади — прочёл в них тот же вопрос, который озвучил Синицын.
— Такое будет, товарищи милиционеры, — ответил я. — Точно вам говорю. Нынешние пустые прилавки в ноябре-декабре этого года вы будете вспоминать, как товарное изобилие. Полки в магазинах заблестят от чистоты и пустоты. Даже по талонам почти никаких продуктов не будет. Поэтому делайте запасы уже сейчас. В конце осени и в начале зимы вам даже мышиные хвосты покажутся деликатесом. Регионы забьют тревогу. В начале декабря Ельцин подпишет указ об «освобождении» цен со второго января. Торговля придержит на складах даже мышиные хвосты в ожидании повышения цен.
— Вот гады… — произнёс Николай.
Надя кивнула, но промолчала.
— Зато со второго января, — сказал я, — на прилавках появятся и колбасы, и шампанское. Вот только цены на все эти деликатесы вас очень удивят. Многие товары подорожают сразу в десять, а то и в двадцать раз. Как вам полкило макарон за сто пятнадцать рублей? Или сыр по триста рублей? Всё это будет в свободной продаже, без талонов. Магазины превратятся в филиалы рая. Вот только с деньгами у всех будут большущие проблемы. Цены станут расти, как на дрожжах. Будто проценты у ростовщика. Следующим летом сыр за триста рублей вам покажется невероятно дешёвым. Как вам такой оскал капитализма, товарищи милиционеры?
Я заметил, как Синицын недоверчиво ухмыльнулся.
— Сколько ты уже накопил на машину, Николай? — спросил я. — Двадцать тысяч рублей? Чуть больше? В январе купишь на них восемьдесят килограммов колбасы, почувствуешь себя настоящим капиталистом. Или придержишь деньги на сберкнижке в ожидании торжества справедливости. Через семь лет твои двадцать тысяч превратятся в двадцать рублей. Причём, их покупательская способность будет примерна такая же, как у двадцати рублей нынешних. Так что мой тебе совет, Коля: купи уже сейчас мотоцикл. Это не автомобиль, конечно. Но на ближайшие годы он тебе вполне заменит велосипед. Через полгода ты ещё поблагодаришь меня за этот совет.
Я увидел, как переглянулись Вовка и Надя — вспомнил, что у нас «на книжке» в девяносто первом году скопилось почти восемь тысяч рублей «на чёрный день».