Поэтому Калеб не писал Джессике, смущаясь, что она увидит его кошмарные письма. Рука девушки была гладкой и изящной, а слова весьма красивыми. Он видел, какими прекрасными были ее письма, и не хотел, чтобы она смотрела на его безграмотные каракули.
Джесс спрашивала его о новой жизни в каждом письме. Что он делал или видел. Но Калеб не мог рассказать ей об отчаянных трудностях в шахтерском городе. О грубой жизни, наполненной грязью и кровью, блевотиной и потом. Не мог рассказать, что единственные женщины, встречавшиеся ему за эти недели, были усталыми шлюхами и прачками-матершинницами.
А порой, его работа и вовсе заключалась в запугивании, приходилось даже прибегать к насилию, чтобы защитить чужие деньги. Пусть лучше Джессика думает, что он герой, живший среди больших деревьев под голубым небом Калифорнии.
Калеб всегда посылал сообщения, полагаясь на свою мать, которая могла расшифровать его ужасный почерк и исправить слова с ошибками для девушки.
Спустя год послания от Джессики стали приходить реже. Возможно, она устала писать письма призраку. Или злилась, что он не вернулся домой через год.
В скором времени его мама написала, что отец Джесс умер, и Калеб, наконец, отложил в сторону свою гордыню и послал девушке телеграмму с соболезнованиями. Обещал скоро вернуться. Раньше, чем планировал. Его взяли на новую работу, сложнее предыдущей, и он собирался приехать, как только сможет.
Джесс не ответила. И тогда даже мать Калеба перестала говорить о ней. А он наконец-то собрал свои заработки и поехал домой, намереваясь вернуть Джессику обратно. В конце концов, ее не сложно было разыскать.
Газета шуршала, пока Теодор переворачивал страницы. Калеб слишком сильно стучал вилкой по тарелке всякий раз, когда опускал ее. В прихожей тикали часы.
– Ты солгал мне, – наконец-то нарушил тишину Калеб.
Теодор нахмурился, выглядывая из-за газеты.
– Что, прости?
– Ты сказал, что Джессика покинула город и уехала жить к родственнице.
У Теодора покраснели уши. Он опустил газету.
– Теперь послушай…
– Я прибыл в город, ожидая услышать, что она уехала на восток, чтобы жить с незамужней тетей, но знаешь, что я узнал?
– Сынок…
– Слышал, что она живет на той старой ферме за Черным Горным Ручьем.
Теодор уставился на него, закрыв рот и ожидая, что Калеб продолжит говорить, но он не выглядел как человек, готовый извиниться.
– Почему ты солгал? – продолжал давить мужчина.
– Потому что думал, что ложь будет слаще правды.
– Правды о том, что она – шлюха? – выплюнул слова Калеб.
Теодор с силой ударил тарелкой по столу.
– Следи за своим языком в этом доме. Да, я думал, что ложь гораздо лучше, чем правда о том, что она стала… блудницей. Она была для нас практически как дочь. Ты знаешь, как твою мать унижали после этого? Весь город шептался!
Но Калеб никак не мог взять это в толк.
– Не понимаю. Как это произошло?
– Да кому интересно, как это произошло? – рявкнул Теодор. – Это отвратительно, и я не хочу, чтобы ты заводил этот разговор снова. Держись от нее подальше. Самое ужасное уже отгремело в далеком прошлом. В конце концов, все худшее уже затихло.
Калеб оставил эту тему, но его мысли вертелись, вращались и кружились вокруг того, кем она стала теперь.
Незнакомец был первым человеком, сообщившим ему об этом. Мужчина, конечно, хотел сначала увидеть свою мать, но ее дом был пуст, поэтому он направился в большое здание, когда-то принадлежавшее отцу Джессики.
Спрашивал о ней, и девушка на кухне посмотрела на него большими глазами.
– Ты – Калеб Хайтауер, верно? Ты учился с моим братом Рикки, – а затем наклонилась, чтобы прошептать. – Она – шлюха.
– Кто? – спросил Калеб, смущаясь.
– Джессика Уиллоби. Она живет в борделе.
Калеб попятился назад, глядя мимо служанки в дверной проем за ее спиной. Он ожидал услышать изнутри вой или истерический смех. У этой девушки было явно не все в порядке с головой. Возможно, теперь это здание использовалось в качестве больницы для душевнобольных.
– Эй! – позвала она, когда Калеб развернулся и выбежал на улицу.
В одном из кварталов был магазин, где он потратил гроши на мятные палочки для Джессики, скромное пожертвование, чтобы его огромные и грубые от работы руки не бросались в глаза.
Калеб подумал о том, чтобы спросить о ней, но нет, он не хотел этого делать. Какая-то девушка уже сказала гнусную ложь о Джесс, и она будет огорчена.
Он зашел в три салуна и не нашел никого, кроме незнакомых людей.
Калеб заказал виски и опрокинул стопку. Когда бармен предложил еще порцию, он осушил и ее.
– Вы знаете, мисс Уиллоби? – наконец, смог спросить Калеб, пока в его голове гудело что-то, гораздо более разрушительное, чем алкоголь.
Бармен пожал плечами, в то время как остальные мужчины тупо уставились друг на друга.
– Она жила через пару улиц вниз, – добавил Калеб. – Ее отец был врачом в клинике. Он умер несколько месяцев назад.
Двое мужчин покачали головами, а третий наклонился вперед, и его губы еле зашевелились от опьянения.
– Он ищет эту шикарную шлюху, – произнес тот нечленораздельно. – Она съехала за Черный Горный Ручей.
Самый старый человек рассмеялся.
– Ты не похож на того, кто может позволить себе такую киску, друг. Тебе лучше направиться в Элла Мэй.
Шум в ушах Калеба превратился в рев.
– Как далеко до Черного Горного Ручья? – спросил он вместо того, чтобы перестрелять их всех.
– Примерно миля. Там также есть и темнокожая девушка, если тебе нравятся такого рода вещи. Скорее всего, сейчас там больше барышень, но это место только для богачей. Для господ и им подобным. Тебе бы лучше посветить там золотом или вылетишь как остальные.
Самый пьяный из мужчин добавил:
– Я слышал, что туда ездят аж из Денвера, чтобы трахнуть эту женщину – Уиллоби, но не могу вообразить, что такого у нее под юбками, что стоило бы таких проблем. Возможно, ее киска отличается по вкусу от всех остальных.
Их смех обрушился на голову Калеба как булыжники. Он не понимал, что потянулся за пистолетом, пока бармен не положил руку на винтовку, висевшую под зеркалом.
– Подумай, прежде чем двигать рукой, сынок, – спокойно предложил он.
Калеб послушался. Уходя, он едва уловил возмущенные разговоры за спиной.
– Что? – отрезал кто-то. – Откуда нам знать, какую шлюху он может себе позволить?
Снаружи яркое солнце каким-то образом сделало так, что у мужчины зазвенело в ушах, как будто кто-то включил дробилку для руды в его голове.
Пьяницы все перепутали. Джессика и ее отец, должно быть, перебрались из дома в город, прежде чем доктор умер. Какая-то неудачная семья заехала в их старый дом, и та дочь продала себя за деньги. Это была не Джесс.
Обратно, в дом своей матери, Калеб шел вслепую, пока чья-то рука не сжала его локоть. В этот момент он не сомневался, что, повернув голову, увидит девушку. Смеющуюся Джессику с глазами, сверкающими умом и теплотой, и она объяснит, почему живет с какой-то незамужней тетушкой сейчас, и что…
Мать прервала его фантазии.
– Ты действительно дома! Я думала, ты вернешься через несколько недель, но ты здесь, и о, Боже мой, какой ты уже большой, Калеб!
Его руки свободно болтались, пока мама обнимала его.
– Мама, – он, наконец, отстранился от родительницы. – Где Джессика?
Только в тот момент он поверил. Его мать не ответила, а с ее губ сорвался какой-то испуганный звук.
Она отступила, и ее лицо побледнело.
– Джессика? – прошептала мать, будто спрашивала, кого Калеб имел в виду.
Но потом улыбнулась, и губы женщины дрогнули.
– Ее отец умер, мой дорогой. Ей пришлось уехать из города. В любом случае, тебя не было так долго. Полагаю, ты, вряд ли вообще ее помнишь.