Я убила того, кого он любит.
Но я не жалею об этом. На самом деле, я бы сделала это снова и снова, повторяя одно и то же действие, но с каждым разом все более жестоко, пока она не была бы стерта с лица земли и из памяти всех.
Раскаявшийся человек так не реагирует. Это противоречит всему, что я к нему чувствую.
И в связи с этим возникает вопрос…
Что я ему сделала?
С некоторых пор у меня такое чувство, будто я открыла ящик Пандоры и выпустила в мир все виды зла. Но на этот раз я лично убедилась, что надежда тоже улетучилась.
Потому что, если я причиню ему какой-либо вред, если я задену хотя бы одну прядь волос на его прекрасной голове, я никогда не смогу простить себя.
Вот тут я и подвожу черту.
В своем безумии я могла бы жить, зная, что вырезала целый дом, полный людей, что я убила своего собственного друга и доверенное лицо, но я никогда не смогла бы простить себя, если бы причинил ему боль. Мое сердце бешено колотится в груди, когда я представляю себя на гасиенде. Сейчас, как никогда раньше, я заставляю себя вспомнить все — мне нужно осознать масштаб своих грехов, прежде чем я смогу начать каяться. Но больше всего я пытаюсь найти логику в том, что я заблокировала. Почему я забыла только некоторые воспоминания, а не все? Почему я до сих пор помню, как Серджио обращался со мной? На мой взгляд, если бы я заблокировала все травмирующие события, которые произошли со мной, то жестокое обращение должно было бы исчезнуть из моей памяти в первую очередь. Я ясно вижу день своей свадьбы. Моя семья отвезла меня на свадьбу в Мексику. В тот момент, когда священник закончил церемонию, они оставили меня наедине с моим новым мужем. Даже о том времени воспоминания смутные. Я помню в основном впечатления, эмоции и боль. Я едва держалась на ногах после побоев, которые получила в первую брачную ночь, и, как бы мне ни хотелось вспомнить, что произошло потом, я не могу. Я чувствую прикосновение его ремня к своей коже, кожа больно впивается в поясницу. Я помню пощечины и пинки, и я все еще слышу злобные слова, звучащие у меня в ушах.
Бесполезная.
Ему нужна была жена, которая служила бы ему украшением и племенной кобылой. Я была первой, но о второй ничего не помню — слава Богу.
У меня перед глазами всплыл образ гасиенды — большого дома посреди промышленного поля. Вокруг были хижины и другие постройки. Позже я узнала, что именно там синтезировали новые наркотики. Сначала все как в тумане, но постепенно обретая очертания, я вижу другие постройки. Повсюду деревья и камни, люди работают над закладкой фундамента нового здания. Но, кроме этого, здесь больше ничего нет. Представляя себе лабиринт, я веду свой разум по темной дороге, представляя последовательность событий, какой я ее знаю, — мой приезд, за которым последовало мое пребывание на гасиенде. Есть несколько моментов, которые я помню отчетливо — за исключением жестоких побоев, которым я подверглась от Серджио. Он заставлял меня подыгрывать его странному способу поклонения богу, когда он общался со своими людьми. Я стояла, застыв, как декоративная кукла, которой он хотел меня видеть, — фальшиво улыбаясь и надменно реагируя на все, что происходило вокруг меня. В конце концов, у хозяина должна быть только подходящая любовница, и я могла доказать это, только применяя ту же жестокость, что и он. Должно быть, именно во время одного из таких случаев я встретила Рафа, хотя, хоть убей, не могу вспомнить. А еще были времена, когда меня заставляли сидеть за старым пианино и играть навязанные мне пьесы — и все это для того, чтобы развлечь его высокопоставленных и могущественных гостей. Дрожь пробегает у меня по спине, когда я вспоминаю, как мои пальцы лежали на клавишах пианино, наигрывая запрещенные мне звуки, когда никого не было рядом.
Я продолжаю идти по темному коридору своих воспоминаний с закрытыми глазами, пытаясь разобраться в происходящем.
Что еще произошло?
Я вспоминаю некоторые моменты моего общения с Луцеро и персоналом гасиенды. Серджио всегда присутствует в этой истории как злодей. Но если он был таким плохим, то почему я могу помнить только его? Такое ощущение, что чем больше я пытаюсь разобраться в прошлом, тем более запутанным все становится. Даже то, что еще совсем недавно казалось мне правдой, разрушилось, показав мне, что я цеплялась за иллюзию — за ту часть правды, которую я создала специально для себя.
На ум приходят слова доктора Чедвика, сказанные ранее. Я заставила себя забыть, как защитный механизм. Мой мозг отключил все, чтобы помочь мне продолжать жить, потому что правда пригвоздила бы меня к земле без надежды когда-либо подняться снова.
Но…
Что, если правда, которую, как мне казалось, я знала до сих пор, тоже была результатом действия этого защитного механизма? Что, если, пытаясь восстановиться и продолжать жить, я изменила реальность, подстраивая свои воспоминания под повествование, которое было бы приемлемым для запоминания? Мои глаза расширяются от осознания этого, и я подскакиваю, адреналин бешено бежит по моим венам. Двигаясь из стороны в сторону своей маленькой камеры, я начинаю складывать кусочки мозаики воедино, приходя к поразительному, но болезненному осознанию. Я не только кое-что забыла, но и мой разум взял на себя смелость изменить мои воспоминания, исказив реальность и превратив ее в идеал — что-то, что помогло бы мне двигаться вперед.
Жертва.
У меня перехватывает дыхание, колени подгибаются, и я падаю на пол. И все же боль, исходящая от места удара, ничто по сравнению с ощущением жжения в груди — это ничто по сравнению с ослепляющей болью, которую я ощущаю под веками.
— Они ненавидят тебя. Все ненавидят тебя, Ноэль. Они боятся встретиться с тобой взглядом, когда ты попадаешься им на пути, потому что ты можешь внезапно убить их. Что, черт возьми, с тобой не так? — Огрызается на меня Серджио, расхаживая по комнате.
— Ну и что? Лучше, чтобы тебя боялись, чем любили, — хихикаю я в ответ.
— Ты... — он сжимает кулак, без сомнения, собираясь ударить меня.
— Я напомню тебе, что дни, когда ты надо мной издевался, прошли, Серджио. Прошли, — я подчеркиваю это слово, делая шаг вперед. То, что раньше внушало мне страх, теперь наполняет меня невообразимой радостью, когда я вижу, как он отшатывается при моем приближении.
— Ты проклята, — плюет он в меня. — Maldita perra (исп.) - чертова сука.
Не успев опомниться, я уже вернулась и снова смотрю на эти неизменные темные стены. Я медленно поднимаю руку, обводя кончиками пальцев черты своего лица и удивляясь в очередной раз.
Кто я, черт возьми, такая?
Я тщательно подбирала примеры из своего прошлого, чтобы убедить себя, что я всего лишь жалкая жертва, всеми покинутая и зависящая от чьей-либо милости.
Хотя на самом деле…
У меня перехватывает дыхание, когда безнадежность заполняет каждую клеточку моего тела. Возможно, вначале я была жертвой. Но, судя по тому, что я видела в прошлом, я быстро выросла из этой роли.
И если то, что я считаю правильным, тогда…
Я была кошмаром.
Но этого не может быть. Нет, я отказываюсь в это верить. У меня есть физические шрамы и душевные страдания, чтобы доказать это. Как я могла быть преступником? Я, маленькая девочка, которая не умеет драться, владеть мечом или стрелять из пистолета? Я, которая пугается и получает травму при звуках насилия.
Как?
Я продолжаю убеждать себя, что моя первоначальная оценка ситуации верна — что я была пешкой в игре моей семьи и в конечном итоге стала мишенью для Серджио. В этом нет ничего больше и ничего меньше.