— Ты не усвоил урок, не так ли, Микеле? Ты ничему не научился! — Заявил Бенедикто, швыряя блокнот на пол и отодвигая его подальше от себя.
— Пожалуйста, — захныкал Микеле, принимая подобострастную позу, опускаясь на колени и потирая ладони, как будто молился. — Никто не знает. И я никому не причиняю вреда, — продолжал умолять он своего отца, слезы уже выступили на его ресницах, когда он взглянул на свои разорванные рисунки - на разорванные части своей души.
— Ты никому не причиняешь вреда? — Бенедикто приподнял бровь и подошел на шаг ближе. Черты его лица были суровы, голос опасно тих. Микеле вздрогнул от его приближения. Особенно когда его отец пинком захлопнул дверь, все время сосредоточивая свое внимание на нем.
— Ты, черт возьми, ставишь меня в неловкое положение, вот что ты делаешь! Как ты думаешь, что люди подумают обо мне или о нашей семье, когда узнают, что мой первенец — гребаный художник?
— Но… Это не так уж плохо...
— Это чертовски плохо, Микеле. Это трусость. И это, черт возьми, женское занятие. Ты хочешь сказать, что ты маленькая девочка?
— Нет, сэр, нет...
— Ты, блядь, хочешь сказать, что мой сын на самом деле маленькая девочка? — Снова спросил он, его голос звучал еще более пронзительно, когда он схватил Микеле за лацканы обеими руками, поднимая его с пола.
— Это просто хобби, — прошептал он, поморщившись, когда почувствовал руку отца на своем горле.
— Сейчас ты скажешь мне, что не воспринимаешь это всерьез, потому что это просто хобби, не так ли, мальчик?
— Чт... что? — Микеле заморгал, не в силах понять, о чем говорит его отец.
— У меня не будет сына, черт возьми, с женскими замашками, ты меня слышишь? — Прорычал он, отталкивая Микеле назад. Он ударился спиной о деревянную раму стола, его хрупкие кости ударились о твердую поверхность. Он не смог сдержать слез, которые хлынули из его глаз. Боль отдавалась в спине и во всем теле.
— Пожалуйста...
— Я собираюсь преподать тебе урок, мальчик. И на этот раз тебе лучше быть внимательным, — сказал его отец, прежде чем его ладонь коснулась щеки Микеле. Удар был настолько сильным, что голова мальчика дернулась в сторону. Однако, прежде чем он успел среагировать, отец снял с него ремень. Перекинув его посередине, он взялся за нижний конец, а другой со всей силы швырнул в Микеле. У него едва хватило времени поднять руки или защититься. Ремень по всей длине и ширине врезался в его тело, и жгучая боль заставила его взвыть от боли. Но это не остановило его отца. Это только разозлило его. В промежутках между сильными ударами Микеле умудрялся извиваться, как еж в опасности. Хотя спереди он был защищен, сзади — нет. Удар следовал за ударом, и боль становилась невыносимой. Его лицо покраснело, дыхание стало прерывистым.
— Пожалуйста... — простонал он от боли, но Бенедикто не останавливался. Только когда он устал и вспотел, он убрал ремень.
— Ты наказан. Тебе запрещено покидать свою комнату в обозримом будущем. И тебе лучше забыть о своем дурацком искусстве, парень. Оно все равно ничего не стоит, — усмехнулся Бенедикто. Микеле лежал на полу, почти не двигаясь. Из всего, что говорил ему отец, в ушах у него звенел тот факт, что он назвал свое искусство бесполезным. Стоны боли срывались с его губ, прежде чем перейти в вопли боли — как физической, так и духовной. Еще шесть лет. Но он не думал, что у него получится.
Глава 8
Возраст — двенадцать лет
Подавив стон, он приподнял рубашку и посмотрелся в зеркало. Вся его спина и бока были красными, кожу покрывали глубокие рубцы. Он подумал, не появятся ли на них волдыри. Обычно так и было, поэтому он не удивился бы, если бы ему пришлось испытать еще большую боль, когда это случалось. Его отец никогда не уклонялся от телесных наказаний. Микеле привык к этому, но это не означало, что ему становилось легче. Тем более что он никогда не отличался крепким телосложением, и побои нанесли бы еще больший ущерб его организму. Он сделал все, что мог, нанеся на спину немного успокаивающего геля, прежде чем собраться с духом. Так больше продолжаться не могло. Его искусство не было бесполезным. Он не был никчемным. И ему нужен был выход. Где-то между звуком удара ремня по его телу и временем, которое потребовалось организму, чтобы осознать боль, он принял решение. Так больше продолжаться не могло. И он не мог ждать еще шесть лет. Вещей у него было совсем немного, и школьный рюкзак понадобился ему только для того, чтобы запихнуть в него все, что могло представлять ценность. Он взял с собой маленькое пианино, бутерброд на потом и сменную одежду. Возможно, он не знал, куда направляется, но в одном был уверен. Он будет работать и делать все, что в его силах, чтобы заработать на жизнь, до тех пор, пока это будет означать, что он будет далеко от дома и от семьи, которым он явно не нужен. Было уже больше трех утра, когда он на цыпочках прокрался к задней части дома и вышел через служебный выход. На мгновение, очень короткое мгновение, он почувствовал вину за то, что бросил своих брата и сестру. Но потом он вспомнил, что у них есть люди, которые заботятся о них. Джианна была любимицей Бенедикто, а у Рафаэля была Козима. Он... ну, у него были братья и сестры, но а все остальные его ненавидели. Для всех было бы лучше, если бы он просто исчез. Он отошел на несколько шагов от дома, а затем бросился бежать, выбегая на задний двор и избегая встречи с кем-либо из охранников, которые, как он знал, будут патрулировать ночью. Это было похоже на игру в прятки, поскольку он избегал любого обнаружения, прежде чем покинуть территорию своей семьи и добраться до шоссе. Однако после этого он немного растерялся. Он достал из рюкзака маленькую школьную тетрадь и, чиркнув крошечной зажигалкой, просмотрел карту штата, нарисованную на первых страницах. Схема была недостаточно подробной, чтобы он мог понять, куда идти, но он готов был поспорить, что пешком до города около часа. В конце концов, на машине до его школы можно было добраться всего за двадцать минут. После нескольких вычислений он убедился, что сможет это сделать. А еще лучше, если он найдет кого-нибудь, кто отвезет его в город. Прошло несколько минут, прежде чем он продолжил идти по обочине шоссе. У него болела спина, а из-за дополнительного веса сумки его раны натирали одежду. Он устал, и ему было больно. Тем не менее, его решимость была непоколебима. Как только он доберется до города, днем он пытается честно заработать, привлекая людей на улицах. Он видел это раньше и знал, что это возможно. У него было с собой около десяти долларов, но если он хорошо распределит их, то сможет купить немного бумаги и рисовать карандашами, которые у него еще оставались. По его оптимистичному мнению, план должен был сработать. И как только люди на улицах увидят его талант, они, возможно, помогут ему осуществить его мечту — стать профессиональным художником комиксов. И вот, несмотря на боль, на лице Микеле играла широкая улыбка, когда он представлял себя на раздаче автографов, рисующим для людей и радующим детей своим супергероем Лассо. Вскоре на дороге остановилась машина, водитель оглядел Микеле с ног до головы и нахмурился.
— Что ты здесь делаешь в такой час? — Скептически спросил он его. Это был пожилой мужчина лет пятидесяти, с отеческим видом справлявшийся о самочувствии Микеле. Немного стыдясь врать, но понимая, что иначе ничего не получится, Микеле сказал ему, что ему нужно съездить в город, в больницу, так как там находится его мать.
— В какой больнице? — продолжал спрашивать мужчина, не веря ответу Микеле.
— На горе Синай в Верхнем Вест-Сайде, — бойко ответил он, будучи слишком хорошо знаком с городскими больницами. В конце концов мужчина что-то проворчал, пригласил его сесть на пассажирское сиденье и начал задавать ему кучу других вопросов — что случилось с его матерью, где его отец и почему он едет один. Обладая проницательным умом и необыкновенным вниманием к деталям, Микеле сумел правдоподобно ответить на все вопросы этого человека. И не прошло и получаса, как его высадили перед горой Синай с пятидолларовой купюрой на сэндвич и сообщением с пожеланием удачи в будущем. Это небольшое общение, возможно, и было безвредным для старика, но для Микеле оно было бесценным в одном аспекте — оно восстановило его веру в человечество. Этот человек помог ему, не ожидая ничего взамен, и даже дал ему пять долларов, которые Микеле с некоторой неохотой принял, несмотря на свое бедственное финансовое положение. Все это показало ему, что в мире есть хорошие люди, и у него появилась новая надежда на будущее. С улыбкой на лице он начал бродить по улицам. Город все еще был полон красок, из каждого здания исходили огни.