— Спасибо, что показала мне это, — сказал ей Рафаэль. Увидев все своими глазами, он понял, что его мать говорила правду. Лаура покончила с собой, и в этом не было никаких следов преступления.
— Я могу вынести, когда все указывают на меня пальцем. Но только не ты, Раф. Только не ты, — сказала она с чувством. — Ты — мой единственный смысл жизни, ты ведь знаешь это, не так ли?
Он кивнул с легкой улыбкой на губах.
— Я люблю тебя, мама.
— О, дорогой мальчик, — воскликнула она, обхватив его руками и прижав к груди. — Я люблю тебя. Всегда.
Он обнял ее в ответ, испытывая глубокое чувство стыда. Ему не следовало даже допускать мысли, что его мать способна на что-то подобное. Но он не мог отрицать, что, держа в руках доказательства, он почувствовал себя лучше, на него снизошло спокойствие. Он был прав. Его мать могла быть кем угодно, но только не убийцей. И он никогда больше не усомнится в ней.
***
Наступил май, и напряжение в доме стало еще выше, чем когда-либо. Все готовились к вечеринке по случаю помолвки Джианны, но никто не праздновал ее — никто, кроме Бенедикто, единственного, кто мог бы выиграть от этого союза. Проснувшись после целого дня празднеств, Рафаэль спустился вниз и увидел, что его ждет отец. Бенедикто, прищурившись, оглядел его с ног до головы, прежде чем одобрительно кивнуть.
— Теперь ты мужчина, Раф, — сказал он отрывисто, но в его словах безошибочно угадывалась гордость. Хотя Рафаэль еще не считал себя мужчиной, он оценил похвалу своего отца. Оказавшись в подвешенном состоянии, он только недавно резко вырос и стал почти таким же высоким, как его отец. Для тринадцатилетнего ребенка это был настоящий подвиг. Но все остальное было не так. Его конечности были непропорциональны по размеру, как будто они забыли прирасти к телу. Его вес также был непостоянным, иногда в одну сторону, иногда в другую. Может, он и был ростом с мужчину — хотя это и спорно, — но он не чувствовал себя мужчиной. Он определенно не хотел чувствовать себя мужчиной. Если теперь он чувствовал, что на его плечах лежит тяжесть всего мира, он не хотел представлять, каково это будет, когда эта тяжесть начнет опускать его на колени.
— С днем рождения, сынок, — продолжил он, когда Рафаэль приблизился, и медленно похлопал его по спине отеческим жестом. Его отец был немногословен и, если не считать Козимы, держался в стороне, не выставляя свои чувства напоказ. Это было качество, которое Рафаэль уважал, поскольку он видел, как многими людьми управляли их уста.
— Спасибо, — кивнул он, и его губы растянулись в улыбке.
— Я кое-что приготовил для тебя сегодня, — продолжил Бенедикто, положив руку на спину Рафаэля и выводя его из дома. — Это очень важное событие, и его нужно отпраздновать соответствующим образом.
— Что ты имеешь в виду? — Рафаэль вопросительно поднял брови, глядя на отца.
— Мы будем следовать традициям, — все, что сказал его отец. — Точно так же, как я поступал до тебя и мой собственный отец до этого. Пришло время тебе полностью принять свою судьбу и стать мужчиной.
Слова Бенедикто были расплывчатыми, но Рафаэль чувствовал, что ему не понравится вся эта затея с «становлением мужчиной». Он точно знал, что его отец и его коллеги ценили как мужественность, и не хотел бы в этом участвовать. И все же ему было тринадцать. Это давало ему некоторую надежду на то, что празднование, о котором говорил его отец, не будет чем-то слишком возмутительным. Было раннее утро, когда они вышли из дома, направляясь к одной из машин, ожидавших перед домом. К тому времени, когда они появились, всех уже не было дома. Джианна ушла за покупками с первыми лучами солнца, взяв с собой Микеле и ее телохранителя и пообещав их отцу, что купит достойное приданое. Поскольку ее помолвка быстро приближалась, приготовления к ней ускорялись, а напряжение росло. Ни в малейшей степени их отец не спускал с них ястребиного взгляда, желая быть уверенным, что его деловая сделка состоится. Рафаэль все больше беспокоился о ней. Ему не нравилось, как их отец настаивал на свадьбе, или то, что жених был подлецом. Он предположил, что Джианне это нравилось еще меньше, поскольку она пыталась найти предлог, чтобы отсутствовать дома каждый раз, когда он приходил в гости. А после ее маленькой выходки в отделении неотложной помощи он не мог отделаться от мысли, что Бенедикто обрекает Джианну на смерть. Если она уже однажды пыталась покончить с собой из-за перспективы выйти замуж за Кларка Гуда, что могло помешать ей сделать это снова, когда они поженятся? Вся ситуация была безрадостной. Он пытался обсудить этот вопрос с отцом, но Бенедикто не сдвинулся с места. Во всяком случае, он запретил Рафаэлю говорить на эту тему, заверив его, что его сестра в надежных руках и что все произойдет так, как и должно было произойти. Ну, в этом-то и заключалась проблема. Этого не должно было случиться. Как кто-то мог согласиться с тем, что судьба Джианны — выйти замуж за мужчину средних лет только для того, чтобы наполнить пустую казну своего отца? Но чем больше он убеждался в том, что отец настаивает на продолжении свадебных приготовлений, тем больше понимал, что, когда придет время, он окажется именно в таком положении. Он уже представлял, как отец и мать уговаривают его согласиться на какую-то случайную свадьбу, преследуют и эмоционально шантажируют его, пока он не согласится. И он знал, что согласится, хотя ему претила мысль о женитьбе на нелюбимой. Если бы его мать захотела, она могла бы очень легко сломить его. В конце концов, она была его самой большой слабостью. И она прекрасно это знала. Вся ситуация была обречена. Их будущее зависело от старших, которые не собирались жить такой жизнью, но с легкостью обрекли бы на это кого-то другого. Он был хорошим сыном. И все же временами он обижался на своих родителей. Его возмущал тот факт, что они обращались с ним как с марионеткой, единственной целью которой было угождать им. Он любил их, но возмущался ими и той жизнью, в которую они его втягивали. Хотя ему было любопытно, какие у отца были планы на его счет, он не горел желанием узнавать об этом, опасаясь, что это может оказаться чем-то, что его не устроит. Потому что, нравилось ему это или нет, отец заставил бы его это сделать. В конце концов, он не мог проявить слабость по отношению к своему сыну, особенно к его избраннице. С того момента, как он начал понимать, что происходит в их мире, постепенно постигая основы семьи и ту честь, которую приносит членство в такой организации, он понял, что худшее, что можно сделать, — проявить слабость. Семья была сильна, потому что была вместе. Но больше всего она была сильна благодаря каждому человеку — сумме всех его составляющих. У него уже был недостаток в том, что он был вторым рожденным, что, естественно, отодвигало его в тень. Таким образом, ему нужно было проявлять еще большую твердость, принимая все, что ему присылали, без жалоб. И в этом была проблема. Возможности были безграничны. Но он не знал, сколько сможет выдержать. Ему не нравился такой образ жизни. Ему не нравились люди. Он ненавидел это. Бенедикто продолжал говорить, пока машина выезжала с их участка на шоссе, ведущее в город.
— Это что, семейный праздник? — Спросил Рафаэль, от всего сердца надеясь, что это была обычная вечеринка.
— Конечно. Твоему дяде не терпится увидеть тебя. Марко тоже. Я думаю, Фабио приехал прямо из Лос-Анджелеса, чтобы поздравить тебя с днем рождения, — усмехнулся его отец, продолжая перечислять всех, кто должен был присутствовать. Его дядя, Франко, был правой рукой его отца — советником. Хотя эта должность обычно подразумевала определенную мудрость, во владении Гуэрро все делалось немного по-другому. Франко был тем, кто выполнял грязную работу, в то время как Бенедикто сохранял видимость нормальности для внешнего мира. Фабио был одним из заместителей Бенедикто, а также выполнял функции связного с другими синдикатами на Западном побережье, что объясняло его многочисленные поездки в Лос-Анджелес. Марко тоже был одним из высокопоставленных членов семьи. Дальний родственник по отцовской линии, он был ребенком из Мессины, который приехал в Америку, когда был моложе Рафаэля, надеясь добиться успеха в жизни и обеспечить свою семью на родине. Его полная преданность семье обеспечила ему быстрое продвижение по служебной лестнице, а его фамилия ставила его в очередь на важную должность в будущем — возможно, заместителя босса или капореджиме. В семье было много людей, оказавшихся в похожей ситуации с Марко, дальние родственники, живущие в ужасающей бедности, решили попытать счастья в криминальной жизни, и Рафаэль не мог их за это винить. Он знал ситуацию в некоторых регионах Италии и представлял себе, что поступил бы так же, если бы однажды проснулся не в состоянии обеспечить своих близких. Их слабая связь с фамилией Гуэрро давала им небольшое преимущество, но им все равно приходилось проявлять себя, начиная с самых низов и продвигаясь вверх. С другой стороны, та небольшая связь, которая у них была с ядром, могла помочь им продвинуться дальше, занять высокие посты, как это было в случае с Марко. Но были и другие люди. Те, кто не имел итальянского происхождения и не мог иметь никакого отношения к фамилии Гуэрро. Обычно люди, уже погрязшие в преступной жизни, в конце концов давали обет работать на семью. Но даже в этом случае, поскольку они считались аутсайдерами, они никогда не были никем иным, как подчиненными низкого ранга. Редко кому из аутсайдеров удавалось дослужиться до звания солдата, и никогда не приходилось слышать о чем-то более высоком. Петляя по улицам Нью-Йорка, они вскоре остановились перед неприметным зданием. Хотя снаружи оно выглядело как любое другое здание в этом районе, на самом деле это была штаб-квартира Гуэрро, в которой можно было найти все, что угодно, но только не документы. Припарковав машину, Бенедикто повел его внутрь, а Рафаэль последовал за отцом. В здании были оборудованы офисы, а также жилые помещения и другие помещения, предназначенные для облегчения работы организации. На втором этаже располагался главный развлекательный зал, и как только они вошли внутрь, Рафаэль понял, что день обещает быть долгим. Все собрались вокруг. Из динамиков, расположенных по углам зала, громко лилась музыка. Алкоголь также лился рекой, и, бросив взгляд в центр комнаты, Рафаэль увидел морозильную камеру, полную бутылок пива, вина, шампанского и крепких напитков. И когда они появились в поле зрения, все внезапно встали.