— Ты, кажется, не в порядке, — проворчал Басс, садясь позади него. Рафаэль не поднимал головы, думая, что если он будет игнорировать его, тот уйдет. В данный момент он не хотел ни с кем разговаривать. В кои-то веки ему захотелось побыть наедине со своими мыслями. В его голове стоял такой шум, что ему нужно было во всем разобраться. Обычно он умел разделять все на части, отбрасывать ненужные мысли и сосредотачиваться на том, что было важным, а не на том, что приносило вред. Но сегодня ему было особенно тяжело. Его распорядок дня был прост. Он сосредоточился на том, каким ему нужно было быть, а не на том, кем он был. После стольких лет он знал, чего от него ожидают, а чего не одобряют. Но сегодня простое действие — переключить передачу, похоронить свое настоящее «я» в пользу другого «я» — было мучительным. Его душа плакала кровью. Может быть, это была кровь, которую он пролил. Может быть, это было что-то другое. Хотя он был тихим и внешне этого не показывал, его разум был полем битвы.
— Я так не думаю, — ответил он Бассу, тщательно подбирая слова. Он не хотел ни с кем говорить о своих чувствах. Он определенно не хотел раскрывать себя перед кем-то, кто мог бы этим воспользоваться. Он знал, что происходит в их мире. Мужчины должны быть мужчинами, а он только начал этот путь. Одно это означало, что он не мог ничего показать — ни страха, ни сожаления. Ничего.
— Вот, — протянул палец Басс, стирая что-то с его виска.
— Что... — Рафаэль обернулся, и его глаза расширились, когда он увидел следы крови.
— Ты кое-что пропустил, — протянул Басс, и стыд разлился по его щекам, окрасив их в темно-красный цвет, сравнимый с цветом крови.
— Знаешь, тебе не обязательно это скрывать.
— Что ты об этом знаешь? — пробормотал Рафаэль.
— Больше, чем ты думаешь, — ухмыльнулся Басс, откидываясь назад и выжидающе глядя на Рафаэля. Это был тот самый момент. Он мог уйти и проигнорировать Басса, а мог открыть рот и заговорить. Ему не нужно было рассказывать ему все. Ровно настолько, чтобы снять часть бремени, которое давило на него.
— Становится легче? — Рафаэль задал неопределенный вопрос.
— Хм, хороший вопрос. Необязательно. Но это зависит от того, для чего ты это делаешь, — ответил Басс, и казалось, он точно знал, через что проходит Рафаэль.
— Разве это не делает меня плохим человеком?
— На свете не бывает черного или белого, Раф. Точно так же, как пролитая кровь не делает тебя плохим человеком. Ты еще молод, но ты научишься. Вырванные из контекста действия всегда будут осуждаться. Убивать — плохо, а спасать кого-то — хорошо, вот чему нас учат.
Рафаэль нахмурился. Басс, заметив на его лице непонимание, продолжил объяснение.
— Когда ты приглядываешься к мотиву, все становится запутанным. Скажем, например, что ты убил кого-то, чтобы спасти кого-то. Это все так же плохо? — Рафаэль покачал головой. — Тогда подумай вот о чем. Что, если бы ты спас кого-то только для того, чтобы он остался инвалидом на всю оставшуюся жизнь? — Спросил Басс, предлагая странный сценарий, в котором кто-то боролся между жизнью и смертью. — Если ты продолжишь делать искусственное дыхание, пока не почувствуешь пульс, то поздравляю, ты вернул его к жизни. Но есть одна загвоздка. Человек жив, но мозг мертв.
Он моргнул, ошеломленный примером, который привел ему Басс.
— Даже такая очевидная вещь, как спасение кого-то, может вызвать споры.
— Но убийство есть убийство...
— Убийство есть убийство, когда ты делаешь это по неправильным причинам. Если ты делаешь это для того, кого любишь, это становится необходимостью.
— Я понимаю... — Рафаэль медленно ответил, хотя и не понимал этого. Он понимал причины, стоящие за этим, и в определенной степени мог понять этические последствия. В то же время он также знал себя и свое приглушенное чувство бытия. После столь долгого подавления своего истинного «я» — импульсивного, безрассудного и живого — он не думал, что тот, кто был сейчас рядом, когда-либо будет соответствовать этому требованию. Он убивал, потому что этого от него ожидали. И от этого становилось только хуже. У него не было никаких личных интересов, кроме как сделать так, чтобы его родители были счастливы. И он догадался, что Басс не это имел в виду, когда говорил, что убивает ради того, кого любит.
— У тебя впереди вся жизнь, чтобы тщательно взвесить все эти вопросы. Но один дружеский совет? Если позволишь.
— Пожалуйста, — кивнул Рафаэль.
— Не позволяй этому разъедать тебя изнутри. Эти... вещи… У них есть сила преследовать человека, если он недостаточно силен.
— Я не знаю, достаточно ли я силен, — впервые признался Рафаэль. И он сам так не думал. Он держался. Но как долго?
— Никто не рождается достаточно сильным, Раф, — усмехнулся Басс. — Ты становишься немного сильнее каждый раз, когда побеждаешь своих демонов. Так что...
— До тех пор, пока я буду побеждать своих демонов каждый раз, я смогу становиться сильнее.
— Верно, — улыбнулся он, и его шрам растянулся поперек щеки. Басс был страшным человеком. Его внешность превращала его в кошмар любого человека. Он был большим и сильным, а шрам, который уродовал его лицо, только усиливал его пугающее очарование.
— Ты влюблен в мою сестру, не так ли?
Басс наблюдал за ним с опасным блеском в глазах.
— И... если я влюблен? Какие-то проблемы? — Внезапно он спросил
— Ты можешь сделать ее счастливой?
— Я могу, — проворчал он.
— Тогда, пожалуйста, сделай это, — сказал он Бассу. — Если ты сможешь сделать так, чтобы ей не пришлось... — он замолчал.
— Не волнуйся. Я знаю, что должен делать. — заверил его Басс.
— Хорошо, — печально улыбнулся Рафаэль. По крайней мере, у кого-то должен быть счастливый конец.
Глава 12
Возраст — тринадцать лет
Микеле потянул свой галстук, пытаясь ослабить его на шее. Он надел один из своих лучших костюмов, как просил его Николо, и надеялся, что не поставит в неловкое положение своего хорошего друга. Глядя в зеркало, он попытался слегка улыбнуться, наблюдая за своим отражением и хмурясь от открывшегося ему зрелища. Иногда ему хотелось выглядеть более... нормальным. Может быть, тогда люди не были бы так настроены против него с самого начала. С юных лет он замечал, как некоторые бросали на него один взгляд, и все их выражение лица менялось: глаза становились хитрыми, на лицах появлялась насмешка. Вскоре после этого над ним начали издеваться, обзывая его разными именами по той простой причине, что у него было больше женственных черт, чем у остальных мальчиков.
Симпатичный мальчик.
Он предположил, что кто-то другой мог бы расценить это как комплимент. Для Микеле? Это было его тяжким бременем с тех пор, как у него снова отросли волосы. И вместе с уничижительными словами, которые употребляли дети, был обычный подтекст — что он был женственным, а не достаточно мужественным. О количестве побоев, которые он получил за то, что был совсем не таким, как все... Он глубоко вздохнул, выпрямил спину и выпятил грудь. Он не мог сейчас думать об этом. Впервые в его жизни дела пошли на лад. Возможно, в школе над ним все еще издевались, но за ее пределами у него все было хорошо. У него были любящая сестра и верный брат, хотя их встречи обычно проходили в тайне. А теперь? Кроме того, у него был хороший друг в лице Николо, который взял на себя роль отца, в котором Микеле отчаянно нуждался. Возможно, они не во всем сходились во мнениях, чаще всего неустанно отстаивая свою точку зрения. Но это было именно то, чем Микеле дорожил в их отношениях. У них обоих было свое мнение, но Николо никогда не нападал на Микеле из-за его совершенно иного мнения. Вместо этого он слушал, и они обменивались точками зрения, размышляя о качестве аргументов и обоснованности этих идей, вместо того чтобы беспокоиться о том, что правильно, а что нет. И это... сделало его счастливым. Наконец-то у него был кто-то, с кем он мог быть самим собой, и с кем он мог честно выражать свои мысли, не сдерживаясь, потому что это было не то, что нужно говорить. Вот почему у большинства людей с Микеле что-то не ладилось. Они видели его хрупкую внешность и женоподобные черты и считали его слабым, хотя на самом деле это было совсем не так. Его главным качеством, хотя он и не потратил достаточно времени, чтобы прийти к такому выводу, была непоколебимость его убеждений. Он мог спокойно переспорить кого-нибудь, чтобы отстоять свои идеалы, и с людьми, с которыми ему было комфортно, он поступал именно так. Будучи идеалистом, он был и мечтателем, и реалистом, но не в такой степени, чтобы эти два качества отменяли друг друга. Хотя у него был оптимистичный взгляд на жизнь и людей, он любил опираться на факты, прежде чем прийти к какому-либо выводу. Иногда он задавался вопросом, не было ли это побочным эффектом того, что он все время изучал факты и цифры, чтобы угодить своему отцу, и не просочилось ли это в какой-то момент в его творческую натуру. Ему нравилась логика, которую давали хорошо проработанные задачи, но ему также нравилась свобода, предоставляемая его воображению. И в этом отношении он был ходячим парадоксом. Довольный своим внешним видом, он одел на плечи небольшой рюкзак и вышел из своей комнаты. В доме было пугающе тихо, все ушли на весь день. Поэтому никому не было дела до того, что Микеле куда-то собирается. Направляясь к черному ходу, он закатал рукав своего костюма, чтобы взглянуть на часы. Он пришел вовремя. Кивнув самому себе, он пересек лужайку вокруг дома и вышел на главную магистраль. Машина Николо уже ждала его там.