— Я согласен. Но как она может уйти, если отец усилил охрану? Все начеку, пока он в больнице, чтобы убедиться, что Кларк, или, скорее, его деньги, по-прежнему являются приемлемым вариантом.
— Она попытается уйти, — уверенно сказал Микеле.
— Тогда мы сможем сделать все, что в наших силах, чтобы помочь ей.
— Она не позволит нам помочь, — он покачал головой, глядя на Рафа. — Ты же знаешь, она никогда бы намеренно не подвергла нас опасности. Но это не значит, что мы не можем помочь ей, сами того не зная.
Раф моргнул.
— Что ты имеешь в виду?
Они вдвоем начали отмечать расписание охранников, а также получать доступ к видеотрансляции. Когда Джианна решит сделать свой ход, они просто начнут действовать и при необходимости совершат отвлекающий маневр.
Через несколько дней план был, наконец, приведен в действие.
К огорчению Микеле, его сестра пришла к нему и попросила уехать с ней. Он знал, что это возможно, поскольку они были неразлучны всю свою жизнь. Но он также знал, что она никогда не справится с тем, чтобы он был для нее обузой.
А он сам был бы обузой. Он даже не смог бы защитить ее должным образом. Он только потянет ее вниз и сделает так, чтобы люди его отца нашли их быстрее.
Он думал обо всем этом, все еще надеясь, что она решит оставить его. В противном случае... он знал, что должен предпринять что-то радикальное. Что-то, что навсегда изменит их отношения.
Микеле не знал, предпочел бы он, чтобы она разбила ему сердце, попытавшись уйти одна, или же он был тем, кто разбил ее сердце. Может быть, в какой-то степени он и желал бы первого, потому что разбить ее сердце — значит разбить свое собственное сердце, но в десять раз хуже.
В тот момент, когда она появилась на пороге его комнаты, однажды поздно ночью, он понял, что судьба не на его стороне. И все же он знал, что должен сделать. Он знал это и боялся этого.
Она выглядела такой юной, но такой усталой, несмотря на свой возраст.
Ее губы двигались, слова произносились быстро, поскольку она все больше беспокоилась, что ее поймают.
Он едва слышал ее.
Он слышал только, как сильно бьется его сердце в груди, когда он открыл рот, чтобы сказать самые мерзкие вещи, которые только мог придумать.
Единственное, что могло заставить ее уйти.
Он сделал непроницаемое выражение лица. Он очистил свой разум. И на мгновение он убил свою душу.
— Нет, — сказал он ей, когда она убеждала их уйти вместе.
— Но, Микеле, ты не можешь здесь оставаться... — Страдание в ее голосе разрывало ему сердце. Но у него и раньше текла кровь изнутри. Он познал еще большие страдания. А ради своей сестры он познает еще больше.
— Нет, — он сделал ударение на этом слове, держась холодно и отчужденно. — Я сам по себе в порядке. Я всегда был в порядке один. Но ты... — он с отвращением произнес слова, которые разбили бы ей сердце, но сделали бы ее свободной. — Ты опозорила нас, Джианна.
Она выглядела так, словно он дал ей пощечину, а внутри его раны продолжали кровоточить. Внешне, однако, он сохранял твердую решимость, его отношение было непоколебимым и отталкивающим.
— Микеле... — прошептала она, смаргивая слезы.
—Ты знаешь, что надо мной смеялись в школе. Что у меня была мать-шлюха и сестра-шлюха. Я всегда защищал тебя. Но я не должен был этого делать, не так ли? Потому что это было правдой. Все было правдой.
Единственный способ заставить ее поверить ему — это наполнить его слова полуправдой. В школе он говорил о своей реальности, но лгал о своих чувствах. И, черт возьми, как же эта ложь жгла его язык.
— Микеле, я знаю, что ты там увидел... — от волнения у нее перехватило горло, и он понял, что причиняет ей боль, какой никогда раньше не делал. Он причинял боль и самому себе. Боже, как же он причинял себе боль своими собственными словами.
— Я знаю, — просто заявил он. — Я не ребенок, Джианна. И, как и все остальные присутствующие в тот вечер, я должен был видеть, как тебя — мою сестру — трахают сзади, как обычную шлюху.
Она ахнула, ее глаза расширились от такого оскорбления. Это был удар ниже пояса. Это был удар, который стоил ему всего. Но он охотно заплатил за это. И, произнося свою последнюю фразу, он понял, что потерял ее. Он знал, что потерял единственное, что придавало ему сил на протяжении многих лет, — единственного человека, которого он мог назвать родным.
И он сделал это своими собственными проклятыми словами…
— Ты причинила достаточно вреда этой семье. Тебе нужно уйти и никогда не возвращаться. У меня нет сестры, тем более такой распущенной, как ты.
Он не стал задерживаться. Он не хотел видеть разочарование на ее лице или то, как его слова пробуравили дыру в ее сердце, хотя и знал, что так и будет. Он просто закрыл дверь.
Прошло несколько секунд. Он услышал, как она поспешила в свою комнату.
Он застыл на месте.
Одну секунду. Две.
На третий раз он больше не мог сдерживаться.
Полились слезы. Мучительные рыдания сотрясали его тело, когда он скорчился на полу, подтянув колени к груди и спрятав между ними голову.
В этот момент он понял. Ничто уже не будет прежним.
Джианна успешно сбежала той ночью. С их тайной помощью ей удалось обойти всю охрану и, как ни странно, уйти вместе с Бассом.
Микеле наблюдал за происходящим. Той ночью он наблюдал, как машина, которую она угнала, въезжала в ворота, а ее присутствие становилось все меньше и меньше, пока она не превратилась в точку на горизонте.
Пока она совсем не исчезла.
Он наблюдал и чувствовал, как умирает часть его самого.
— Это к лучшему, — сказал Раф, похлопав его по спине, и присоединился к нему у окна, когда они смотрели в ночь.
— Это к лучшему, — тупо согласился Микеле.
Но он все еще понятия не имел, что это событие привело в его жизнь — в их жизни.
Его сердце разрывалось от боли. Скоро его душа будет рыдать в агонии.
Дверь его спальни распахнулась настежь. Микеле проснулся и протер глаза, пытаясь прогнать смятение из головы. У него не было времени подготовиться к первому удару.
Удар пришелся ему под челюсть, костяшки пальцев больно ударились о кость, боль вспыхнула в ту же секунду и охватила его целиком. Сила удара отбросила его назад, и он даже не смог удержаться на ногах, когда упал с кровати.
— Где она, черт возьми?
Это был его отец.
Микеле моргнул, его рука потянулась к тому месту, по которому ударил отец, когда он осмелился поднять на него взгляд.
— Я... я не знаю, — пробормотал он, отстраняясь.
— Ни хрена ты не знаешь, — выплюнул его отец, и его кулак врезался в область под глазом Микеле.
Он немедленно бросился в укрытие, пытаясь заползти на пол и под кровать.
—Ты чертовски бесполезен, вот кто ты такой. И ты, и твоя сестра-шлюха, — прогремел в комнате сердитый голос его отца. Он даже не потрудился наклониться, чтобы добраться до Микеле, просто несколько раз ударил его ногами.
Хотя Микеле пытался уклониться от ударов, ему это не удалось. Некоторые из них попали ему в живот, другие в спину. Другие попали ему в бедро, а один попал ему в лицо, причем носок отцовского ботинка попал ему прямо в глаз. Инстинктивно он попытался отодвинуться, осознавая опасность, если его нога действительно попадет ему в глаз…
Но было уже слишком поздно.
— Ах! — он вскрикнул от боли.
Снова и снова.
Микеле вскрикнул.
Бенедикто плюнул в него.
— Где она? — Его отец задал тот же вопрос. Снова и снова. А когда Микеле не мог ответить, он получал еще один удар.
Удар за ударом.
Боль была оглушительной, особенно потому, что его отец тоже получил удар в ухо.
Еще несколько слов. Он перестал слышать.
Бенедикто проклинал его, обзывая его и его сестру самыми ужасными словами. Все это время он не переставал бить его.
— Ты, чертов маленький засранец. Ты стоил мне всего!
Еще больше боли. Ему хотелось перестать чувствовать.
Микеле не был уверен, что все еще может чувствовать себя живым. Его разум был в смятении, а тело — в еще большей степени. Боль нарастала, переходя от одного места к другому, так быстро, что он не мог взять передышку, чтобы прийти в себя.