Бенедикто нахмурился. Франко тоже. Только Марко улыбнулся ему с оттенком гордости в глазах.
— О чем ты говоришь? — Быстрые слова Бенедикто говорили о том, что он чувствовал приближение нападения и уже готовился к обороне.
— Почему бы тебе не позволить мне принимать важные решения? Я никогда не смогу повлиять на ход этих разборок, в которые ты нас втягиваешь. Но, возможно, я смогу помочь с другими вещами, — пожал он плечами. Затем, для пущей убедительности, он добавил еще одну информацию, которая могла бы повлиять на его отца. — Таким образом, я смогу доказать нашим мужчинам, что у меня есть все необходимое, чтобы возглавить семью. Что я не просто симпатичное личико, — пошутил он, улыбнувшись и дождавшись, пока все остальные засмеются.
Его отец этого не сделал.
Франко этого не сделал.
Но Марко взял инициативу в свои руки, заставив Франко вмешаться, прежде чем его отец тоже изобразил смех.
— Ты хочешь принимать решения?
— Я хочу помочь семье, — заявил он.
На мгновение воцарилась тишина, когда Бенедикто впился взглядом в Рафаэль.
Одну секунду. Две. Он слышал тиканье часов на стене позади себя и, затаив дыхание, ждал вердикта.
— Отлично. Почему бы и нет, — его отец, наконец, расслабился и откинулся на спинку стула. — Я дам тебе три месяца. Если я увижу разницу, у тебя будет больше времени, — сказал он так пренебрежительно, что не думал, что Рафаэль сможет сделать что-то хорошее.
Раф улыбнулся.
Три месяца. Он намеревался изменить свое мнение.
Его первоочередной задачей было положить конец связям с бандой. Затем ему нужно было найти новый источник денег.
Быстро.
Глава 19
Возраст — четырнадцать лет
Рафаэль вернулся домой со своим отцом и дядей Франко поздно вечером. Он был уставшим, в голове у него все еще шумело от выпитого, а тело ныло от боли.
Рассеянно он поднялся в свою комнату, все время надеясь, что его мать не увидит, в каком состоянии он находится. Она догадывалась о том, что происходит, но Раф предположил, что ей не нужны визуальные доказательства. Особенно когда ее любимый сын был покрыт синяками и ссадинами, от него несло кровью и алкоголем. Когда он переступал с ноги на ногу, все, о чем он мог думать, — это о горячем душе, чтобы смыть с себя вонь мертвечины.
Его взгляд был устремлен в пол, когда внезапный шум заставил его вздрогнуть. Он моргнул и повернулся, когда уже собирался дойти до своей комнаты. Шум доносился с другой стороны коридора, и на мгновение он подумал, что Микеле еще не спит и, возможно, беспокоится о нем.
Микеле уже высказывал опасения по поводу графика Рафа в последнее время, и он хотел немного развеяться, может быть, немного поболтать перед сном.
Он смертельно устал, но рассчитывал, что минутка, проведенная с Микеле, придаст ему сил и напомнит о его цели — о том, зачем он вообще все это делает.
Он развернулся, сделав несколько шагов в направлении комнаты Микеле, как вдруг остановился, широко раскрыв глаза в замешательстве.
Дверь в комнату Микеле была приоткрыта, и не прошло и минуты, как оттуда вышел Антонио, с сальной улыбкой на лице, он направился вперед, поправляя ремень, прежде чем с громким щелчком захлопнуть дверь.
Он не заметил Рафаэля в конце коридора. Он был так погружен в свои мысли, что просто завернул за угол, направляясь в крыло, которое делил с отцом.
В голове Рафа сразу же зазвучали тревожные звоночки, и он, не теряя ни секунды, бросился в комнату Микеле, распахнув ее настежь, в попытке застать брата врасплох — и все это для того, чтобы добиться от него честной реакции и прогнать мысли, которые укоренились в его голове.
Он почти дрожал от ярости, беспокойства и чего-то настолько отвратительного, что ему хотелось выть.
Распахнув дверь, он обнаружил своего брата на полу, прижимавшего колени к груди.
На нем была тонкая хлопковая пижама, черные пряди упали ему на лицо, когда он уставился в пустоту. Он отреагировал только тогда, когда услышал, как открылась дверь, его глаза расширились от ужаса — искренняя реакция — прежде чем он скрыл свои чувства, и на его лице появилась апатия.
— Микеле? — Раф произнес его имя с трепетом, его беспокоил такой вид брата.
Микеле моргнул, как будто хотел прогнать все мысли, которые занимали его голову мгновение назад. С огромным усилием он растянул губы в фальшивой улыбке.
— Раф, ты дома, — тихо сказал он, поднимая голову, чтобы получше его разглядеть.
— Что не так? Почему Антонио оказался в твоей комнате?
Микеле побледнел от этого вопроса. Его лицо побелело, прежде чем он выдавил из себя еще одну улыбку.
— Он хотел кое-что одолжить, — солгал он.
Раф не знал, как и почему, но он знал, что его брат лжет насчет Антонио.
Закрыв за собой дверь, он подошел на шаг ближе.
— Он к тебе приставал? — Спросил Раф, с трудом сгибая колени, чтобы лечь на пол рядом с братом.
Его рана болела от движения, но он стиснул зубы, пытаясь выбросить это из головы.
— Нет, не совсем, — пожал плечами Микеле.
— Эй, ты можешь мне сказать, — Раф потянулся, чтобы коснуться руки Микеле, удивленный тем, что его брат так внезапно отпрянул. — Микеле...
— Клянусь, все в порядке, — горячо сказал он, стараясь не встречаться взглядом с Рафом.
Он уставился в ковер, лицо его было напряжено.
— Все наладится, вот увидишь, — Раф почувствовал необходимость заверить его. — Я работаю с нашим отцом над новой стратегией, и мы скоро должны вернуться к прежней работе.
— Это потрясающе, — ответил Микеле, но в его словах не было никакого смысла, они были просто пустыми банальностями.
Чем больше Раф смотрел на своего брата, тем больше он чувствовал, что что-то не так.
— Ты бы сказал мне, если бы что-нибудь случилось, не так ли?
— Что ты имеешь в виду? — Микеле моргнул.
— Если Антонио сделал что-то неподобающее...
— Нет, ничего подобного, — покачал головой Микеле, и его решительное отрицание поразило Рафа.
— Если ты так говоришь... — он замолчал, не убежденный.
В последнее время он был занят со своим отцом, поэтому не так часто бывал дома. Из школы он отправлялся в лагерь, иногда даже не заезжая домой, чтобы немного поспать. Он понял, что, возможно, проигнорировал какие-то тревожные сигналы на своем пути, потому что был слишком поглощен своими собственными проблемами. Теперь, когда он посмотрел на своего брата немного внимательнее, он понял, что ему нужно быть более внимательным.
— Я оставлю тебя на ночь, — сказал он, вставая и еще раз взглянув на Микеле, прежде чем уйти в свою комнату.
— Спокойной ночи, Раф, — донесся до него тихий голос брата, когда он уже взялся за дверную ручку.
— Спокойной ночи, Микеле.
Он совершил свои ночные омовения, принял горячий душ и еще раз обработал раны, прежде чем лечь спать. И все же его разум никак не мог успокоиться.
Перед его мысленным взором возник образ Антонио, выходящего из комнаты Микеле, и он не смог сдержать дрожь, пробежавшую по его телу при воспоминании о самодовольном выражении лица этого человека.
С самого начала Рафаэль старался держаться от него подальше, присутствие Антонио всегда вызывало у него мурашки по коже. Это решение укрепилось только после нескольких встреч с этим человеком.
В первый раз, когда они общались, он был достаточно безобиден, хотя его слова легко можно было неправильно истолковать как двусмысленность. Рафаэль, который уже был на пути к тому, чтобы стать циником из-за раннего осознания того, каким дерьмом может быть мир, сразу понял, что Антонио не пытался сблизиться со своим двоюродным братом, а просто закладывал основу для того, чтобы тот впоследствии мог вести себя подло.
Именно по этой причине он столько раз предупреждал Микеле, чтобы он был с ним осторожна. Что-то в этом человеке не давало ему покоя.
Микеле был гораздо более наивен в отношении мира, чем он, как в плане опыта, так и в плане идеологии. Его брат предпочитал видеть хорошее во всех, часто в ущерб собственному благополучию. Было странно осознавать, как окружающие относились к Микеле на протяжении всей его жизни, включая обстоятельства его болезни и призрак детства. Тем не менее, он сохранил в себе детскую непосредственность, открытость, которая позволяла другим использовать его в своих интересах.