Раф знал, что его брат умен — слишком умен, чтобы попасться на такой трюк. В то же время ему приходилось напоминать себе, что Джианна была его слабым местом. С самого начала он делал для нее все, что мог, чтобы помочь ей. Само собой разумеется, что его преданность и любовь к ней не позволили ему воспринять слова Антонио.
— Что ты имеешь в виду? — С большим трудом ему удалось говорить медленнее и не напугать Микеле своей яростью.
Затем Микеле рассказал обо всем, что произошло. Как Антонио показал ему фотографию, на которой, по его мнению, была Джианна, и пригрозил Микеле, что, если тот будет сопротивляться, он отдаст ее Бенедикто, гарантируя, что их сестра будет убита семьей.
Затем началось самое худшее, подробности жестокого обращения. Рафаэль уже видел, как Антонио издевался над Микеле, но слышать об этом было еще хуже? Что его брата насиловали почти целый год, и никто об этом не знал? Никто не видел признаков этого?
Его сердце разрывалось из-за Микеле. Но больше всего он злился на себя за то, что игнорировал происходящее — за то, что раньше не поинтересовался изменившимся поведением брата.
— Мне так жаль, Микеле, — сказал он искренне, хотя и понимал, что ему никогда не удастся передать, насколько ему жаль. — Мне так чертовски жаль, что меня не было рядом с тобой. Что я не понимал...
— Я изо всех сил старался молчать, — Микеле опустил голову, нервно перебирая пальцами. — Я не хотел рисковать, что он может отреагировать на это.
— Микеле, — Раф глубоко вздохнул, не зная, как сообщить об этом брату. — Я не думаю, что Антонио знает, где Джианна. Подумай об этом, — мягко настаивал он. — Если отец и его люди не смогли найти ее, как сможет Антонио? Он манипулировал тобой.
— Но это была она, — запротестовал Микеле. — Он показал мне фотографию. Это была она.
— Фотографии не всегда отражают реальность, — возразил Раф. — Должен быть способ подтвердить, она это или нет. Так больше продолжаться не может...
— Но что, если это она? — Губы Микеле задрожали, когда он поднял глаза и встретился взглядом с Рафом. Он был в ужасе от последствий, Раф видел это по его взгляду. — Как только семейный бизнес наладится, Антонио и Франко уедут. Я смогу это вынести до тех пор. Я могу...
— Что? Конечно, нет, — голос Рафа прозвучал резче, чем предполагалось, и Микеле вздрогнула. — Ты не позволишь этому больному ублюдку снова поднять на тебя руки. Нам нужно найти другое решение, — он тяжело вздохнул и вытер лицо руками. — Я могу помочь с деловой стороной бизнеса и попытаться убедить отца отослать их. Но должен быть другой способ доказать, что он лжет о Джианне.
Микеле на мгновение замолчала, просто уставившись в землю.
— Я попробую что-нибудь найти, — в конце концов согласился он, но Раф понял, что перспектива разозлить Антонио и заставить его раскрыть информацию о Джианне его очень беспокоит.
— У меня есть немного денег, — пришла в голову Рафу идея. У него была небольшая сумма денег, отложенная на крайний случай, и он не думал, что когда-либо возникнет более серьезная ситуация, чем эта. — Мы могли бы нанять кого-нибудь, чтобы проверить его заявления. Тогда мы будем знать наверняка, — он с надеждой посмотрел на Микеле. — А пока постарайся избегать Антонио...
— Не знаю, смогу ли я. Он приходит ко мне в комнату без предупреждения. Я никогда не знаю, когда он там появится...
— Лучше воспользуйся моей комнатой, — предложил Раф. — Ты же знаешь, что меня почти все время нет дома. Так что иди сюда и запри дверь.
Микеле кивнул в знак согласия, но его лицо все еще было бледным.
— Спасибо, — прошептал он, и тень улыбки заиграла на его губах.
— Тебе не нужно меня ни за что благодарить. Мы справимся с этим, поверь мне, — Раф коротко кивнул ему.
В ту ночь Микеле не вернулся в свою комнату. Они оба легли спать вместе, и, хотя Микеле изо всех сил старался держаться молодцом, Раф видел явные различия. От его выражения лица до того, как он разговаривал и взаимодействовал с Рафом, все изменилось. Он больше не был веселым и необузданным братом, которым Раф всегда восхищался за его оптимизм и сопереживание. На его месте была лишь тень мальчика, который едва держался на ногах. И это сломило Рафа.
Антонио не только лишил Микеле невинности. Он сломил его дух.
На следующий день они вместе отправились в школу, и Раф не отходил от него ни на шаг во время перемен. Хотя опасности появления Антонио не было, Раф беспокоился о психическом состоянии своего брата и о том, что в нем не было ни следа гнева, ни разочарования, или чего-либо подобного. Микеле просто смирился со своей судьбой и преданно ждал, когда гильотина опустится ему на шею.
Было поразительно осознавать, что с его братом было что-то не так, помимо жестокого обращения. Или, точнее говоря, это было прямым результатом жестокого обращения.
Рафаэль не был экспертом в человеческой психологии, но каждый раз, когда он думал об Антонио и о том, чем тот занимался так долго, он не мог сдержать гнева, который вспыхивал в нем — гнева, который он ожидал найти и в Микеле. В конце концов, он был тем, кто страдал.
Вместо этого Микеле казался безмятежным, делая вид, что его больше не волнует, прекратятся изнасилования или нет. Единственное, что его, казалось, хоть отдаленно интересовало, — это Джианна и то, мог ли Антонио причинить ей вред. Однако его собственная персона была последней — или вообще отсутствовала.
Раф пытался поговорить с ним о своих чувствах, хотел дать ему понять, что он рядом, если он захочет открыться. Однако единственной реакцией Микеле было небрежное пожатие плечами, а выражение его лица было окутано тайной и апатией.
Именно так Рафаэль понял, что с его братом что-то серьезно не так. Он сомневался, что это что-то волшебным образом исправится, даже если Антонио умрет тысячью ужасных смертей. Что хуже всего? Он не знал, как это исправить. Это чувство бесполезности овладело им с такой же силой, с какой обида на бедственное положение Микеле переполняла его сердце.
По натуре он был мастером на все руки, делая все возможное, чтобы помочь окружающим стать счастливее. Он редко думал о себе так, как о своих близких. И его главной целью в жизни было делать людей счастливыми — это было то, чем он занимался с детства. Он был счастлив, только если были счастливы те, кто его окружал. Осознание того, что есть человек, которого он подвел, было сродни личной пытке и самому его определению ада.
В школе он занимался обычными делами, все еще разрабатывая план развития бизнеса, который он придумал, но не мог полностью сосредоточиться из-за Микеле. А когда занятия закончились, он велел брату пойти в свою комнату и подождать там, пока Раф вернется домой, и запереться изнутри, если понадобится.
Он бы отказался от встречи с семьей, но это тоже было на шаг ближе к тому, чтобы избавиться от Франко и Антонио. Их отец пригласил Франко и его семью присоединиться к ним в доме, чтобы они могли работать вместе для достижения его цели — пополнения семейной казны.
Идеи Франко оказались такими же бесполезными, как и замечательный план его отца по вмешательству в деятельность банды. Теперь настала очередь Рафа посмотреть, сможет ли он изменить ситуацию к лучшему — для всех участников.
После школы его ждала машина, которая отвезла его на территорию, где собрались все главные члены семьи, и все выжидательно смотрели на него. Раф не думал, что кто-то из них возлагает на него большие надежды, но на этот раз они будут потакать Бенедикто — они, вероятно, будут потакать ему во всем, лишь бы он положил конец связям с бандой. За последний год они понесли столько потерь, что будущее семьи казалось мрачным.
— Вот и ты, Рафаэль, — официальным тоном обратился к нему Бенедикто, жестом приглашая присесть, прежде чем повернуться к остальным присутствующим.
— Как вы знаете, мой сын — мой законный наследник, — начал Бенедикто, но его уже кто-то перебил.
— Но он ведь не самый старший, не так ли? А что насчет второго?
— Да, а что насчет вашего второго сына?
Появилось еще больше вопросов о Микеле, и напряженность быстро возросла, Бенедикто был на грани апоплексического удара. Он терпеть не мог упоминания о Микеле в контексте семьи, и хотя, согласно традиции, он действительно был старшим и официальным наследником, Бенедикто не хотел этого слышать.