— Если он сделал это с тобой, то неизвестно, со сколькими другими он так поступил, — продолжила Ками.
Микеле только ошеломленно уставился на нее. И снова его щеки вспыхнули от стыда, не только за то, что с ним произошло, но и за собственное невежество. Он никогда не задумывался о последствиях, и внезапно почувствовал тошноту.
Ей богу, он надеялся, что ему не настолько не повезло, чтобы подхватить какую-нибудь инфекцию. Разве не достаточно того, что он, скорее всего, никогда больше не будет жить нормальной жизнью? Что он вряд ли когда-нибудь будет смотреть на другое существо с сексуальным интересом, поскольку одна мысль о том, чтобы предоставить кому-то доступ к своему телу, вызывала у него отвращение? Разве этого было недостаточно? Теперь он мог…
Он подавил рыдание от осознания того, что его жизнь, возможно, подошла к концу.
— Тсс, не плачь, — проворковала Ками. — Это просто мера предосторожности, хорошо? Мы не можем знать наверняка...
— Хорошо, — кивнул Микеле с тяжелым сердцем.
В тот момент он ненавидел себя. Он ненавидел себя за то, что был таким наивным, таким самодовольным по отношению ко всему, что произошло. Оглядываясь назад, он понимал, что мог бы поступить по-другому. Он мог бы связаться с Николо раньше, чтобы узнать, как там Джианна. Вместо этого он был настолько парализован страхом, что думал только об одном — защитить свою сестру.
Он был рад, что Антонио солгал, но не был доволен собой за то, что купился на эту ложь.
Ками изо всех сил старалась успокоить его, не позволяя никому из других мужчин заходить в офис и отвлекая его какими-то глупыми историями. Она перевязала его раны и убедилась, что все они выглядят хорошо и находятся на пути к выздоровлению. Это было единственное, что она могла сделать, но даже это оказалось трудным, так как Микеле невольно вздрагивал каждый раз, когда она прикасалась к его телу. Он не так беспокоился, когда она прикасалась к его лицу, поскольку мог отслеживать движения ее рук. В тот момент, когда она опустилась ниже, туда, куда не могли видеть его глаза, он начал дрожать, его душило отвращение. Труднее всего было сохранять спокойствие, даже зная, что она не желает ему зла.
По его мнению, любое прикосновение причиняло боль.
Ближе к вечеру Николо вернулся.
И он был не один.
Громкий пронзительный крик раздался в воздухе, напугав и Микеле, и Ками.
— Держись за мной, — сказала она ему с серьезным выражением лица, открывая дверь в кабинет. Микеле последовал за ней.
Николо стоял посреди спортзала, у его ног лежал избитый мужчина, стонущий от боли. Он был покрыт пылью и грязью, и по всему его телу виднелись отпечатки ног — его топтали.
Микеле сделал шаг вперед, игнорируя предупреждение Ками.
Несмотря на неопрятный вид, он узнал бы этого человека везде.
Это был он.
Антонио скулил на земле, едва двигаясь. Подняв голову, он заметил Микеле и несколько раз моргнул, разглядывая его. Затем, оглядевшись по сторонам, его осенило.
— Микеле, пожалуйста, — взмолился он.
— Боже мой, — выдохнула Ками у него за спиной.
— Он весь твой, сынок. Что ты хочешь с ним сделать?
Микеле просто уставился на мужчину, корчащегося от боли на полу.
— Я могу делать с ним все, что захочу? — Спросил он почти машинально.
Он едва ли осознавал, что происходит и что это значит для него. Он понимал, что Николо хочет, чтобы он отомстил Антонио, как ему заблагорассудится. Несмотря на то, что он оказался в положении, дающем ему власть над своим обидчиком, он обнаружил, что не может ни двигаться, ни думать, не было ничего, кроме парализующего страха, который охватил его при виде этого человека.
Это случалось всегда.
Его конечности замирали всякий раз, когда он встречался взглядом с Антонио, и его охватывал ужас.
— Конечно. Ты можешь убить его самым ужасным способом. Я могу предложить несколько идей, — ухмыльнулся Николо.
Микеле едва ли осознавал, что происходит вокруг, не сводя глаз с жалкого вида Антонио.
Люди Николо присоединились к разговору, посмеиваясь над Антонио и придумывая различные сценарии, подходящие для его поступков.
— Нет, — внезапно сказал Микеле, поднимая глаза. — Я не убью его. Смерть — это не гуманно, — уверенно произнес он, хотя и не знал, откуда взялась эта уверенность.
Брови Николо удивленно поползли вверх.
— Нет?
Микеле покачал головой.
— Смерть — это слишком просто. Смерть — это выход, — сказал он. Хотя, если быть до конца честным с самим собой, он не знал, хватит ли у него духу хладнокровно убить человека, в том числе и того, кто был виновен в его ночных кошмарах.
— Тогда что ты предлагаешь, сынок?
— Кастрируйте его, — просто заявил он. — Чтобы он никогда больше не смог причинить кому-либо боль. Чтобы он мог страдать от последствий своих действий всю оставшуюся жизнь.
Антонио взвыл, его глаза расширились, а тело забилось в конвульсиях, пытаясь освободиться.
— Нет, Микеле, пожалуйста, — закричал он.
Микеле не обращал на него внимания.
Его внимание было полностью сосредоточено на Николо.
— Я хочу, чтобы он почувствовал боль, — продолжил он, — но не до смерти, — с намеком на улыбку.
— Будь я проклят, — присвистнул Николо, явно довольный таким поворотом событий. — Ребята, — он поднял руку, подавая знак своим людям. — Разденьте его и привяжите к стулу.
Мужчины немедленно подчинились приказу, заткнули Антонио рот кляпом и начали готовить его к процедуре.
— Я сделаю это сам, — Микеле сделал шаг вперед.
— Конечно, ты сам. Я принесу посуду. Чтобы убедиться, что он не умрет, нам нужно прижечь рану после...
— Я знаю, как это работает. Он потеряет сознание от боли, не так ли?
Николо кивнул.
— Хорошо.
Спокойствие снизошло на Микеле при мысли о том, что он увидит, как страдает его обидчик, а также о том, как нанести последний удар.
Он хотел, чтобы Антонио понес ответственность за свои действия не только физически, но и морально. И был только один способ обеспечить это.
Антонио был раздет, его руки были связаны за спиной, ноги разведены в стороны и привязаны к ножкам стула. Во рту у него была тряпка, лицо красное, глаза опухшие.
По всему телу Антонио были видны раны, которые он получил от рук Николо. Как ни странно, он не испытывал никакого удовлетворения от своей боли. Он просто хотел, чтобы все это закончилось, чтобы перестать жить в страхе перед тем, что его кузен сделает дальше. И больше всего на свете он не хотел, чтобы кто-то другой страдал так, как страдал он, хотя, как предположила Ками, он, возможно, причинял это другим в прошлом.
Микеле ненавидел насилие. Но, похоже, это был еще один шаг к тому, чтобы оставить его прежним — к освобождению от оков собственных идеалов.
— Он весь твой, — Николо внезапно оказался рядом с ним, толкая перед собой передвижную тележку. Там были разложены все необходимые предметы.
Микеле подавил отвращение, которое, возможно, испытывал, и схватил острый нож. Антонио вырывался изо всех сил, издавая горлом тихие звуки — вероятно, моля о пощаде. Но о пощаде не могло быть и речи, поскольку он не позволил себе такого же обращения с Микеле.
Микеле присел на корточки перед Антонио. Он колебался всего мгновение, прежде чем позволил своей убежденности проникнуть в каждую клеточку своего тела.
Он не пытал кого-то ради этого. Нет, это было правосудие. И он добьется справедливости от Антонио.
Однако это не было бы обычной кастрацией. Не тогда, когда это означало, что у Антонио все еще оставался шанс испытать эрекцию в будущем. Нет, Микеле позаботился бы о том, чтобы все было прекращено — как и подобает преступлению.
Выбросив все остальные мысли из головы, он сосредоточился на своей цели. Механическими движениями он крепче сжал нож, а другой рукой обхватил вялый член Антонио. Начав с основания, он поднес лезвие к упругой коже, потянув на себя, когда резал.
Он резал и резал. Антонио заерзал на стуле, но Микеле не удостоил его ни единым взглядом.
Он был полностью сосредоточен на своей задаче. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем орган не выдержал, и пенис полностью отделился от основания. Кровь немедленно хлынула наружу.