— Сегодня на сеансе терапии произошел инцидент, — начала женщина на линии. — Соломон стал необычайно агрессивным, и доктор Хильда пострадала в небольшой стычке. Мы хотели бы предложить сменить терапевта. Очевидно, что ему нужно гораздо больше, чем мы в состоянии предоставить. У меня есть список потенциальных клиентов, — продолжала она.
Губы Микеле сжались в тонкую линию, когда он выслушал всю эту чушь, которую ему говорили слишком много раз. Так было всегда. Психотерапевт некоторое время заботился о нем, прежде чем сказать, что это слишком сложный случай и нужен кто-то более специализированный.
Соломону было почти девять, но его поведение все еще оставалось таким же, как у пятилетнего ребенка. В частности, его языковые способности были на низком уровне, и в школе он посещал специальные занятия.
Он проходил терапию с того момента, как Ками и Микеле решили оставить его у себя, и все это в надежде, что однажды ему станет лучше и он сможет жить нормальной жизнью. Его проблемы были связаны не с рождением, хотя у него действительно было множество проблем со здоровьем, которые были побочным эффектом его нелеченной ВИЧ-инфекции. Его дефект речи и детский характер были исключительно результатом перенесенной травмы.
За прошедшие годы им удалось собрать некоторую информацию о том, что с ним произошло. Когда ему снились кошмары, его речь возвращалась к норме, и он рассказывал о некоторых ужасах, которым подвергся. В других случаях на его лице появлялось безумное выражение, и он снова и снова выводил те же имена на листе бумаги. После того, как эпизод закончился, он не мог объяснить словами, кто были эти люди и почему их имена были важны.
Микеле полагал, что это имена людей, которые жестоко обращались с ним, но у него были только имена, и он не смог точно определить, о ком говорил Соломон.
— За последний год мы сменили пять терапевтов. Как это может быть полезно для ребенка? — он воздержался от того, чтобы добавить несколько бранных слов, которые придали бы вопросу больше колорита.
— Мне жаль, мистер Гуэрро. Но мы не можем больше ему помогать. На самом деле, было бы здорово, если бы вы смогли заехать за ним немного раньше.
— Хорошо, — рявкнул он, прежде чем повесить трубку.
Он и так был в плохом настроении из-за Николо и его безумных выходок. Теперь, когда возникла проблема с Соломоном, ему захотелось ударить кого-нибудь по лицу.
Вернувшись к своим людям, он под каким-то предлогом откланялся, заверив Андреаса, что может остаться и повеселиться. В конце концов, они уже давно планировали это мероприятие, и Микеле не хотел быть тем, кто испортит его кому-либо.
Сегодня была очередь Ками забирать Соломона с терапии, но ее не было дома до определенного времени, поэтому все зависело от Микеле.
— Все в порядке? — Андреас вышел с ним, чтобы немного побыть наедине с шумной толпой.
— Соломон. Его психотерапевт хочет уйти, — вздохнул он. — Я посмотрю, что можно сделать, чтобы найти кого-нибудь другого. И поскорее. Ты же знаешь, как он обходится без терапии.
Андреас мрачно кивнул.
Терапия была единственным средством, которое помогало справиться с кризисами Соломона, делая их более частыми, а не ежедневными, как раньше.
— Удачи. Если ты хочешь, чтобы я пошел с тобой...
— Не-а, не волнуйся. Иди повеселись. Я заеду за ним, и мы приятно проведем вечер вдвоем. Ты же знаешь, я все равно не в восторге от этой сцены, — добавил он со смешком.
Он уже три года притворялся, но так и не почувствовал вкуса к вечеринкам. В тех кругах он уже был хорошо известен как король разврата, и эту репутацию он тщательно выстраивал в соответствии с пожеланиями Николо. Но за закрытыми дверьми Микеле оставался прежним затворником.
Теперь у него было больше друзей и людей, которых он мог назвать семьей. Но проблемы всегда присутствовали в его жизни.
Микеле тоже пробовал терапию, после того как Ками слишком часто упрекала его за то, что он заставлял Соломона делать это, но сам сопротивлялся. Но у него это не очень хорошо получалось.
Он был работоспособен. Этого было достаточно. Возможно, у него все еще были проблемы с прикосновениями, или с местами скопления людей, или с нахождением слишком близко к людям. Возможно, он все еще страдал от приступов бессонницы и повторяющихся ночных кошмаров, но теперь они были в прошлом.
Он принял эту часть себя и научился жить с этим. Точно так же, как он научился жить с разочарованием людей в своей прошлой жизни.
Нечасто его мысли возвращались к брату, поскольку Микеле изо всех сил старался не думать о Рафе и о предательстве, которое даже спустя годы причиняло боль. Но ради своего имиджа и вражды между ними, когда он все-таки увидел его, он разразился бранью, направленной на то, чтобы увеличить дистанцию между ними.
Хотя теперь Микеле считал себя неуязвимым, он все еще питал слабость к своему брату, в чем никогда не хотел признаваться. В глубине души он понимал, что это слабость, которая может помешать его работе, и поэтому всякий раз, когда его пути пересекались с Рафом, он старался быть худшей версией самого себя. Он обзывал его всеми возможными словами, от слабоумного до тупого, бесполезного — словом, всем, что приходило ему в голову в тот момент.
Хотя он никогда ничего такого не имел в виду…
Стряхнув с себя эти мысли, он вышел из спортзала, сел в машину и поехал за Соломоном.
Когда он добрался до кабинета, то обнаружил Соломона одного в детской комнате ожидания. Он играл с чем-то в руках, к счастью, его внимание было отвлечено.
— Соломон? — Осторожно спросил Микеле, когда подошел к нему.
Ребенок поднял голову, его большие глаза внимательно посмотрели на Микеле, прежде чем улыбка расплылась по его лицу.
— Папа, — воскликнул он, бросаясь к Микеле.
Он легко поймал его, взял на руки и сделал все возможное, чтобы хоть немного утешить.
Хотя его отвращение к прикосновениям всегда было сильным, ради Соломона он научился подавлять его.
— Я слышал, сегодня что-то случилось? — осторожно спросил он.
Соломон отступил назад, глядя на него с невинным выражением лица. Он пожал плечами, прежде чем откинуться на спинку стула, и сосредоточился на игрушке, которую держал в руках.
По опыту Микеле знал, что это был сигнал мальчику, что он не хочет говорить об этом, поэтому он оставил его в покое.
— Я пойду поговорю с доктором Хильдой, хорошо? Я скоро выйду. Подождешь меня?
Соломон кивнул, но больше на него не смотрел.
Микеле вздохнул, встал и направился в главный офис.
В конце концов ассистентка впустила его внутрь, где доктор Хильда прижала к носу салфетку — окровавленную салфетку.
— Доктор. Хильда, — кивнул он, входя внутрь.
Женщина прищурилась, глядя на него, особенно когда обратила внимание на его наряд и на то, как он выглядел.
Его волосы снова отросли, и на этот раз Микеле решила не стричь их, оставив длиной до плеч. Он был одет как всегда — в черные джинсы и кожаную куртку. У него все еще был пирсинг, и он знал, что доктор молча осуждает его за это.
Именно поэтому он предпочел предоставить Ками решать эти проблемы. Она подходила для этого гораздо лучше, чем он.
— Мистер Гуэрро, я полагаю, — ее язвительный тон был заметен, но Микеле воздержался от комментариев, просто плюхнувшись на стул напротив нее.
— Что он сделал? — Микеле сразу перешел к теме.
— Мы играли в игру, в одно из таких занятий, знаете ли, — начала она рассказывать ему, как он внезапно стал слишком агрессивным и набросился на нее.
— Доктор, — Микеле натянуто улыбнулась. — Вы говорите мне, что хотите, чтобы Соломон нашел нового психотерапевта, потому что он напал на вас?
Она тоже изобразила фальшивую улыбку.
— Точно.
— Что спровоцировало это?
Она моргнула.
— Да ладно вам. Мы оба знаем, что он не из тех, кто проявляет агрессию по отношению к кому-то только потому, что ему так хочется. Он реагирует на раздражители. Так что же вы сделали? — Спросил он не слишком терпеливым тоном.
— Что? Вы намекаете, что я... что я что-то сделала? — она выглядела испуганной этим обвинением, но Микеле не отступил.