Выбрать главу

Анжела О'РИОРДАН

БЛУЖДАЮЩАЯ В ТЕМНОТЕ

У меня такое ощущение, будто я заблудился и спрашиваю у прохожего дорогу домой. Он говорит, что покажет мне дорогу, и идет со мной по красивой, ровной тропинке. Но вдруг она обрывается. И тогда мой друг говорит мне: «Все, что ты теперь должен сделать, – это найти дорогу отсюда».

Людвиг Витгенштейн

..1..

Оставшиеся два часа пути они просто молчали; Кристина отвернулась к окну, смотрела на лес, уже отмеченный медными оттенками осени. Чувствовала в неловком, тягостном молчании отца его скрытую тревогу. Их машина медленно двигалась в гору по занесенной разноцветными листьями дороге, часто они проезжали возле раздавленных тел диких животных: Кристина отводила взгляд, стараясь не видеть всех этих бедных енотов и ежей, которых непонятная страшная сила заставляла перебегать асфальтовую полосу дороги, встречать смерть под визжащими шинами автомобиля.

– Мы приезжали сюда каждую осень, – произнес Генри,– Когда мама еще была жива. Почти никаких туристов, холодный свежий воздух, пряный запах хвои… Ты любила гулять с нами в лесной чаще?

– Я помню, как однажды убежала из того дома, – ответила Кристина, радуясь, что папа наконец-таки прервал эту мучительную тишину, – отправилась прямиком к морю и просидела на пляже больше двух часов. Кидала камешки в воду, пока вы меня искали.

– Мы здорово тогда на тебя разозлились, – сказал Генри, печально улыбнувшись. Эта улыбка невероятно ее тронула – так редко в последнее время его лицо выражало радостные эмоции. Все чаще он возвращался с работы ранним утром, посеревший, жутко уставший, с темными кругами под глазами. Едва слышным шагом заходил к ней в комнату, долго стоял возле кровати, потом, совсем как в детстве, поправлял одеяло и целовал ее в щечку. Кристина вдыхала запах сигарет, его одеколона, слезы наворачивались на глаза, и в груди появлялось острое чувство любви к единственному родному человеку, что у нее остался. Она часто думала о том, как можно выразить чувства таким образом, чтобы отец понял ее и простил. Простил за то, что она сделала. Но жизнь зачастую подсказывает нужные слова лишь в запоздалые мгновения одиночества, когда осколки прошлого рождают в душе печаль, а наивные детские мечты о вечном счастье рассыпаются и тают, словно снег, исчезающий под лучами весеннего солнца.

Так, наверное, все и должно быть, подумала Кристина, глядя, как за окном мелькают высокие стволы сосен. Хотя, вполне возможно, происходящие перемены являются для нее тем самым солнцем, что растопит старые иллюзии. И вернет способность чувствовать свою принадлежность к миру.

Автомобиль уже почти добрался до вершины горы. Справа, за низкими железными решетками, отделяющими дорогу от обрыва, куда не посмотри – раскинулся лес. Под грозовыми, грязно-серыми облаками, готовыми в любое мгновение обрушить на землю дождь. Перевал закончился, и за грубой скалистой породой гор, заросших соснами, показался голубой клочок океана.

– Еще минут двадцать,– сказал Генри, взглянув на дочь, – тебе, наверное, не терпится увидеть наш прежний дом. Столько лет прошло…

– Да уж, – согласилась Кристина – Все никак не могу забыть те комнаты, куда вы меня не пускали. Как только приеду, осмотрю все.

– Ты совсем маленькой была – сказал Генри – Бабушка собирала в них всякий ненужный хлам: старую мебель, картины, столовые приборы. Считала это антиквариатом и тратила кучу денег из дедушкиного кармана.

– А я помню, как он постоянно ворчал, – засмеялась Кристина, – Маргарет, твое барахло меня раздражает! Выбрось его сама, или я утоплю весь этот мусор в океане!

– Ну точно его голос – усмехнулся Генри. Несколько минут они сидели молча, стараясь сохранить возникшую доверительную близость.

– Тебе здесь понравиться, Кристи, – наконец-таки произнес Генри, – Кругом только лес да море, ближайшее поселение в двух километрах от поместья. Отдохнешь от скуки Лондона. И забудешь обо всем дурном, что случилось. Я бы и сам забросил дела, пожил бы недели две на природе…

– Может, так и сделаешь? – с робкой надеждой спросила Кристина.

– Слишком много работы навалилось – ответил он, нервно поправляя очки – Ты ведь знаешь, начальник моего уровня не сможет себе такого позволить. Стоит оставить труд на пару дней, и неприятностей не миновать.

Генри свернул на узкую дорогу; кроны деревьев над ней срастались в тоннель из ветвей и багряных листьев, потому все вокруг потемнело, словно вечерние сумерки мгновенно обволокли лес.

– Но я буду приезжать сюда каждые выходные – добавил он и взглянул на нее – Видеться со своей маленькой девочкой.

– Маленькой девочке уже двадцать один год.

– Неважно, – ответил Генри, – Некоторые понятия со временем не меняются.

Они продолжали движение по скрытой в Алтерионском лесу дороге, каждый думал о своем; и присутствовало в этой поездке странное очарование, что объединяет иногда двух родных людей. На душе, впервые за много месяцев, было спокойно.

– Вот и приехали, – сказал Генри, останавливая автомобиль у высокого чугунного забора, оплетенного темно-зеленой паутиной плюща. Дорога здесь сужалась и едва заметной тропкой уходила дальше в лес.

– Видишь, там наверху установлена камера? Их всего шесть по периметру забора: охранник будет днем и ночью следить за твоей безопасностью, – Генри посигналил пару раз и вышел из машины. Кристина последовала за ним. У самого входа в усадьбу, на длинном столбе висел тот самый фонарь, что навсегда остался в ее памяти. Много лет назад, поздней ночью освещал он древние дубы возле забора, выхватывал из темноты безопасный клочок реальности, к которому шли они все вместе, возвращаясь с морской прогулки. Я, отец и мама, подумала Кристина, чувствуя, как возвращается к ней невыносимая печаль. С нами еще была мама… Мы шли в ночном мраке на огонек света, указывающий дорогу к дому, холодные порывы ветра приносили с собой запах океана и лесных цветов, насекомые пели одинокие песни.

Мама была одета в легкое прозрачное платье, облегающее тоненькую фигурку, она смеялась, что-то рассказывала отцу и держала ее, Кристину, за руку…

Почему же самые дорогие воспоминания способны причинить такую боль?

На этот вопрос у нее не нашлось ответа. Сейчас старый фонарь облюбовал паучок; оплетенная паутиной лампа казалась символом ушедшей в небытие прежней жизни, такой близкой и такой недостижимой.

Ворота, наконец, открылись, здоровенный парень в армейской униформе поздоровался с Генри и кивнул Кристине.

– Где же Нортон, Джон? – спросил Генри, доставая из “Бьюика” чемоданы. – Кажется, он обещал нас встретить.

– Какие-то дела на острове, сэр, – пожал плечами здоровяк, забирая у него вещи Кристины, – Мистер Энрайт просил извиниться перед вами, ну, вроде там что-то случилось с его родственниками.

– Надеюсь ничего серьезного? – Генри обнял дочь, и они вслед за охранником прошли через широкую готическую арку, что соединяла проход в чугунной ограде.

– Да нет, он позвонил недавно, сказал, все утряслось, и завтра ранним утром он вернется в поместье, – ответил Джон, – Хотя на его месте я бы не был в этом уверен: сегодня снова объявили штормовое предупреждение, так что вряд ли хоть одно судно причалит к материку раньше пятницы. Ну а вы, мистер, остаетесь на ночь?

– Нет, Джон, – сказал Генри, – Тебе придется самому охранять мою девочку.

– Какие проблемы, – улыбнулся охранник, подмигивая Кристине – Мы поладим с мисс Маклинн. Я буду стараться не мозолить ей глаза, а уж если что случится – узнаю первым и мгновенно отреагирую. Вы ведь знаете, я профессионал.

– Знаю, Джонни, – ответил Генри, – Потому и не боюсь оставить ее на твою опеку.

Кристина не слушала их разговор, гораздо важнее для нее были оживающие на глазах образы прошлого: сад со светло-желтыми плиточными дорожками между клумбами осенних цветов и низкими вишневыми деревцами, которые Генри лет десять назад привез из Японии; беседка из почерневшего от сырого климата кедра; длинная скамья, подвешенная на двух толстых цепях к железной перекладине так, что получались качели… И над всем этим возвышалось старинное здание в три этажа: где-нибудь в городе оно бы не так явно выделялось огромными размерами, здесь же, в самом сердце английского леса, столь массивное творение рук человека внушало трепет и уважение к искусным мастерам, сотворившим каменную крепость.