– Эт-то всё он, брат Торилис, – залепетала она, – он рассказывал всякие выдумки, он всё начал, честно-честно!
Смотритель лазарета повернулся к виновнику.
– Я должен был догадаться. Тебе, как одному из старших в спальне, пора бы уже знать правила. Ты должен показывать пример, а не вести себя подобно сумасшедшему.
Биски закусил губу от вопиющей несправедливости. Ведь подушечный бой начал Двинк! Мышонок попытался всё объяснить:
– Но ведь…
Суровый тон брата Торилиса перебил его:
– Тишина! Ни одного слова больше, ты, невоспитанный юнец! Завтра же, сразу после завтрака, ты предстанешь перед аббатом!
Биски знал, что спорить бесполезно. Никто в аббатстве, особенно малыши, не осмеливался спорить с постоянно угрюмым братом Торилисом. Взамен этого, мышонок лишь грустно посмотрел на Фринтл.
– Немедленно по своим кроватям и спать сейчас же, всем! – с таким последним распоряжением Торилис покинул спальню. Как только за ним закрылась дверь, Двинк повернулся к ежихе Фринтл:
– И почему ты не могла помолчать?!
Юная ежиха снова залепетала:
– Это не моя вина, честно, но он так посмотрел на меня, я не могла…
Брат Торилис не пошёл обратно в лазарет, а стоял за дверью спальни. Его голос был подобен грому:
– Ещё одно слово, и завтра вы все будете стоять перед аббатом. Тишина!
В спальнях мгновенно наступила тишина, а некоторые из наиболее пугливых Диббунов изо всех сил старались дышать как можно тише.
Безлунной ночью Лес Цветущих Мхов мог быть пугающим местом, особенно для путешественников, незнакомых с его густотой и многоликостью. Буря сделала его вдвое страшнее. В полной темноте любой зверь, пробирающийся сквозь лес, мог легко утратить мужество. Среди тесных рядов огромных деревьев завывали ветры. Иногда буря издавала пронзительные звуки, похожие на крик истязаемого зверя, иногда переходила на тихие заунывные причитания. Из-за проливного дождя листва и ветви деревьев изгибались в причудливом танце. Поговаривали, что стук капель по широким листьям звучал, как шаги призрака, крадущегося за неосторожным путником. В общем, лес в грозовую ночь был не самым лучшим местом для зверя.
Подобные мысли не раз приходили в голову Слэггу и Гриджу, пока они, спотыкаясь, пробирались через Лес Цветущих Мхов. Парочка крыс сбилась с пути почти сутки назад. Их целью было добраться до западного побережья, о котором Слэгг, казалось, знал все. Гридж, крысенок помладше, сожалел о том, что когда-то послушался своего приятеля, и сообщал ему об этом в недвусмысленных выражениях.
– Какой дорогой теперь, братан, вперед, верно? Вперед, тупица, вперед, так ты говорил? Ух, и мы тащимся вперед, весь день и половину ночи! Ага, прямо вперед кругами!
Слэгг смотрел на их трудности более оптимистично.
– Слышь, дружище, ты еще мал, оставь это мне, уж я-то в этом разбираюсь, ты знаешь. Если мы будем идти прямо вперед, мы должны рано или поздно добраться до побережья. Я всегда говорил – неважно, где ты, главное, ты на земле, так? И если ты будешь идти прямо вперед, ты точно достигнешь побережья.
Гридж опустился прямо на размытую дождем землю, решив, что мокрей, чем сейчас, он уже не станет.
– Хорошо, а теперь послушай-ка то, что я всегда говорил, сопленос! Я всегда говорил, что если уж ты заблудился в темноте и петляешь кругами, тебе стоит только присесть и подождать рассвета, когда ты увидишь, куда идти. Но разве ты послушал меня? Иди вперед, прямо вперед! Я остаюсь здесь!
Слэгг прошел еще несколько шагов, затем остановился. Скорбно покачав головой, он повернулся, пошел обратно и уселся рядом с товарищем. Между приятелями нарастала враждебность, поэтому оба молчали. Прошло некоторое время, и Слэгг решил нарушить тишину. Он заговорил хмурым тоном.
– Ты назвал меня тупицей и сопленосом. Это нечестно, я тебя никогда не обзывал!
Гридж фыркнул.
– Да и извиняться не буду, понял? Как бы ты назвал зверя, по вине которого заблудился?
Слэгг пожал плечами.
– Не знаю, я не очень-то смыслю в ругани, меня учили быть вежливым. Хотел бы я сейчас быть дома или, может, сидеть в маленькой пещерке на побережье, на славном, теплом, сухом песочке, и чтобы костерок был. Варить всякую рыбу в котле, омаров, и устриц, и крабов…
Гридж с обвиняющим видом направил на него лапу.
– Ты говорил, что устрицы – это не рыба! Послушай, братан, ты точно знаешь то, о чем рассказываешь? Я говорю, ты хоть раз был на побережье? Только по-честному!
Слэгг ни разу не видел моря. Вместо ответа он затянул песню, которую услышал от морской крысы, когда был моложе. Его грубый немелодичный голос звучал вместе с бурей: