Опять и опять удивляюсь тому, зачем мои создатели снабдили меня слезными протоками. Погружаю пальцы в мокрую жирную землю могилы и кляну себя за то, что не умею воскрешать мертвецов, будь то города или женщины. Промышленные алмазы крошатся в моих руках, я могу плавать в сердце солнца, я сильнейшее существо на этой ничтожной планетке. И все-таки я слаб.
В миллионный раз думаю о том, как легко было бы уйти, позволить вакууму осушить мои слезы, лететь световые годы в поисках новой мечты, нуждающейся в защите, а если она не отыщется, уснуть в холодных тяжелых объятиях черной дыры. И в миллионный раз слышу голос Нади.
— Николай, — укоряет она меня сердито. — Николай, ты нужен им. Ты здесь не просто так. Дело не в мечтах. Дело не во мне. Ты нужен всем нам.
— Я знаю, Надя, — шепчу я неслышно. — Я знаю.
Потом холодный осенний дождь проливается на меня и на прозрачные голубые цветы, и я ухожу прочь.
Когда я покидаю Космоград, наступает ночь. Я взлетаю в стратосферу на полной скорости, чтобы на прощание подарить городу звезду и желание. Долго дрейфую в сумерках, глядя на то, как последние лучи солнца исчезают за земной дугой. Космоград внизу озаряется светом — крошечная мандала из ярких точек посреди мрачной громады России. Я думаю об искусственном мире за половину космоса отсюда и о свете в глазах мертвой женщины.
Прощаюсь и лечу на запад, зная, что вернусь.