Он быстро вышел из бара, прижав платок ко рту. К нашему столику подошли два официанта. Все посетители бара наблюдали за нами.
– Первый раунд прошел в неинтересной борьбе, – прокомментировала рыжая. – Оба боксера действовали в осторожной манере.
– Не хотел бы я находиться рядом с тобой, когда ты разозлишься по-настоящему, – заметил я.
Ее голова неожиданно дернулась, и мертвенно-бледное лицо с ярко-красными губами прыгнуло на меня. Она прижала руку ко рту и закашляла, словно больная туберкулезом. Рыжая любительница острых ощущений потянулась к моему стакану, проглотила бакарди с гренадином, и ее начало трясти. Затем для чего-то открыла сумочку и, закрывая столкнула ее на пол. Под мой стул упал позолоченный портсигар. Для того, чтобы достать его, пришлось встать и отодвинуть стул. Один из официантов, стоящий у меня за спиной, вежливо поинтересовался:
– Помочь?
Когда я нагнулся, со столика упал пустой стакан. Поднимая портсигар, случайно увидел небольшую фотографию крупного брюнета, украшавшую крышку. Я опустил портсигар в сумочку, взял рыжую за руку, а официант, предлагавший помощь, – за другую. Девчонка непонимающе смотрела на нас, крутя шеей, будто та затекла.
– Мамусик чуть не откинулась, – хриплым голосом проговорила она, когда мы выходили из бара. Рыжая так шаталась, словно пыталась доставить мне как можно больше хлопот. Мы выбрались из фиолетовых сумерек в ярко освещенное фойе.
– Женский туалет, – официант кивнул на дверь, не уступающую великолепием боковому входу в Тадж-Махал. – Там сидит тяжеловес, который может справиться с кем угодно.
– Черта с два женский туалет! – гнусавым голосом возразила рыжая женщина. – И отпусти мою руку, мажордом. Меня отлично отвезет мой дружок.
– Он не ваш дружок, мадам. Он даже не знает вас.
– Брось, макаронник. По-моему, ты не очень-то вежлив с дамой. Смойся, прежде чем я забуду о своем воспитании и плюну в тебя.
– О'кей. Я справлюсь сам, – заверил я официанта. – Она пришла одна?
– Да, – официант отошел от нас.
Я вытолкнул новую подругу на холодный, туманный воздух и повел ее вдоль колоннады, чувствуя, как с каждым шагом походка женщины становится все увереннее.
– Ты отличный парень, – простодушно заявила она. – А я отлично вас всех разыграла. Вы прекрасный парень, мистер. Я и не надеялась выбраться оттуда живой.
– Почему?
– Мне пришла в голову дурацкая идея, как добывать деньги. Пусть лучше она пылится вместе с другими такими же кретинскими идеями, которые постоянно возникают в моем котелке. Как будем выбираться? Я приехала на такси.
– Кстати, как тебя зовут?
– Хелен Мэтсон.
Я не подпрыгнул, так как давно догадался, что имею дело с медсестрой доктора Остриэна.
Пока мы шли по мощеной дорожке к парковочной стоянке, Хелен опиралась на мою руку. Я открыл дверь своей колымаги. Она упала на сиденье и откинула голову. Перед тем, как закрылась дверь, я поинтересовался:
– Не расскажешь мне еще кое-что? Что это за физиономия на крышке портсигара? Кажется, я его где-то видел.
– Старый дружок, – она открыла глаза, – который мне осточертел. Он... – ее глаза в ужасе широко раскрылись, челюсть отвисла.
Я едва услышал слабый шорох у себя за спиной.
В лопатку уперлось что-то твердое, и приглушенный голос любезно сообщил:
– Тихо, приятель. Ограбление.
Револьвер переместился к моему уху, и в моей голове вспыхнул огромный розовый фейерверк. Затем волнами появилась темнота, которая скоро поглотила меня.
5
Горькое пробуждение
Я почувствовал запах джина. Не такой, как обычно после нескольких рюмок, а словно я выкупался в Тихом океане, состоящем из чистого джина. Джин был везде – на волосах, на бровях, на физиономии, на рубашке. Я лежал без плаща на чьем-то ковре и смотрел на фотографию в рамке, стоящую в углу камина.
По мнению хозяина, снимок, очевидно, должен претендовать на высокий художественный вкус. Однако на меня фото не произвело впечатления. С фотографии смотрело вытянутое, несчастное лицо. В углу виднелась неразборчивая надпись.
Я дотронулся до виска, и меня от головы до пяток пронзила боль. Застонал, но потом мне показалось неприличным стонать. Я медленно и осторожно перекатился на живот. При этом с груди скатилась пустая бутылка из-под джина. Кто бы мог подумать, что в одной бутылке может оказаться столько джина!
Я подтянул под себя колени и некоторое время стоял на четвереньках, принюхиваясь, как собака, которая не может закончить обед, но и не хочет бросать его. Осторожно покрутил головой, и боль немедленно вернулась. Кое-как встал и обнаружил, что я босой.
Я находился в уютной квартире – не очень дешевой, не очень дорогой. Обычная мебель, обычная лампа с абажуром-барабаном, обычный ковер. На кровати в желтовато-коричневых шелковых носках лежала женщина, вся исцарапанная, из глубоких ран сочилась кровь. На животе лежало толстое банное полотенце, скрученное почти в веревку. Открытые глаза смотрели в потолок, рыжие волосы разделены посередине и зачесаны назад.
На левой груди – ожог размером с ладонь, в центре которого виднелось пятнышко яркой крови. На боку засох ручеек крови.
Рядом валялась одежда, в основном ее. Тут же, на кровати, лежал мой плащ, а на полу лежали наши туфли. Я сделал к кровати несколько осторожных шагов, словно шел по тонкому льду. Взял плащ и проверил карманы – все на месте. В кобуре под мышкой, конечно, пусто. Я обулся и напялил плащ, затем нагнулся над мертвой Хелен Мэтсон и поднял полотенце. Под ним лежал мой револьвер. Я стер пятна крови с дула, зачем-то понюхал его и быстро спрятал в кобуру.
В коридоре раздались тяжелые шаги, голоса и нетерпеливый стук. Я посмотрел на дверь и подумал: «Интересно, когда они попробуют открыть ее?» В этот миг кто-то дотронулся до ручки, но дверь оказалась заперта. Мне стало так смешно, что я чуть не рассмеялся вслух.
Я заглянул в ванную комнату – на полу лежали два коврика, а под самой ванной – аккуратно сложенная подстилка. Примерно в метре над ванной находилось окно. Я тихо закрыл дверь, встал на край ванны и выглянул в окно. Квартира находилась на шестом этаже. Рядом располагалось окно, до которого при желании можно было дотянуться. Вдруг оно незаперто и у меня хватит времени выбраться из квартиры.
В дверь застучали настойчивее.
– Откройте или мы взломаем дверь.
Подумаешь – обычные фараонские разговоры. Они не станут ломать дверь, так как у портье можно достать ключ. К тому же, выламывать дверь без топора, одними ногами – не такое уж легкое дело.
Я снял с вешалки полотенце и опять вышел в комнату, чтобы прочитать надпись на фотографии – «С любовью, Леланд».
Ну и болван же этот доктор Остриэн. Я схватил фотографию, закрылся в ванной и спрятал ее в шкафчик под полотенца. Даже если они окажутся хорошими фараонами, что маловероятно (ведь это Бэй-Сити), у них уйдет немало времени, прежде чем они найдут карточку. Я почему-то был уверен, что нахожусь в Бэй-Сити. Уверенность, наверное, вызвал морской воздух.
Высунувшись из окна, я ударил ногой в соседнее окно. Раздался грохот, который, кажется, был слышен за милю. Во входную дверь продолжали монотонно стучать.
Обернув левую руку полотенцем, я открыл задвижку. Наивно рассчитывать, что после меня не останутся отпечатки. Естественно, бесполезно доказывать, что я не был в квартире Хелен Мэтсон. Я только хотел, чтобы мне поверили, как я туда попал.
Внизу какой-то мужчина садился в машину. Он даже не взглянул наверх. В квартире, куда я хотел залезть, по-прежнему было темно. Мне кое-как удалось забраться в соседнее окно. Ванна оказалась завалена битым стеклом. Собрал все стекло, завернул его в полотенце и спрятал. Затем другим полотенцем вытер подоконник и край ванны, на котором стоял, вытащил револьвер и открыл дверь.