«Имею честь просить Вас, Господин Министр, в двухнедельный срок со дня получения сего дать мне исчерпывающие разъяснения по всем затронутым вопросам и указать средства к устранению нарушений упомянутого договора. Если по прошествии этого срока я не получу от Вас надлежащего ответа, то, к сожалению, принужден буду, возложив всю ответственность перед белорусским и литовским народами на Литовское Правительство, — договор считать аннулированным, оставив за собой свободу действий».
В итоге 10 декабря 1924 г. президиум Рады БНР фактически объявляет о разрыве отношений с правительством Литвы.
С этого момента А. Цвикевич становится частым гостем советского посольства в Ковно. В своих беседах с И. Лоренцем он прямо заявлял, что после разрыва отношений с литовцами у белорусов вновь оказались развязаны руки в отношении «Виленского вопроса». Сам И. Лоренц в своем рапорте за февраль 1925 г. писал:
«Цвикевич как человек простой и открытый. Открытый не потому, что искренний, а потому, что недостаточно дальновидный… Несомненно, что его группа еще не отказалась от планов по созданию независимого демократического белорусского государства, но он считает, что единственной возможностью для работы в белорусском духе является Минск… Безусловно, его приезд в Минск имел бы ряд негативных последствий, но не стоит забывать и про пользу, которую бы он принес, — раскололась бы белорусская эмиграция, начали бы ездить также и другие. На мой взгляд, белорусский вопрос вскоре будет для нас весьма актуальным, и не стоит этого недооценивать… мы должны подготовить позицию для будущего».
Дошло до судебного процесса между А. Вальковичем и В. Ластовским за право использовать помещение миссии БНР. В начале 1925 г. Ластовский писал И. Яниносу:
«…Два года на меня сыплются камни со стороны компании Цвикевича. Живу буквально в тюремных условиях, окруженный каждодневными придирками, с одной стороны… хозяйки дома, а с другой — постоянными нападками компании Цвикевича, которая заселила половину моей квартиры, потеснив меня в одну комнату…»
Нехватка средств, однако, привела к тому, что уже 19 января 1925 г. представитель белорусского правительства вынужден был покинуть здание, с которого сняли флаг и вывеску. Выброшенными фактически оказались и архивы белорусского правительства. 24 января 1925 г. А. Валькович обратился к консулу Чехословакии в Литве как «представителю дружественного и братского… славянского народа» с «покорнейшей просьбой предпринять возможные… шаги в смысле защиты белорусского национального дела, в частности, в смысле спасения столь ценных для Беларуси архивов». В обращении говорилось:
«Означенный архив имеет исключительно важное значение для истории белорусского освободительного движения, для культуры и будущей общественной работы на Беларуси».
Опасаясь, что наметившееся сближение Польши с Литвой позволит В. Ластовскому выйти из изоляции, Секретариат ЦК КП(б)Б принимает решение любой ценой помешать ему реанимировать «белорусский» проект, но уже в новой форме — «Кривии». В роли главного «тарана» на этот раз должен был выступить А. Цвикевич, а обязанности «кукловода» ложились на плечи Александра Ульянова, который фактически заменил в этом деле Александровского. Белорус, рожденный в Минске в 1901 г. в семье земского врача, свою политическую карьеру А. Ульянов начал в Февральскую революцию как активный деятель партии российских эсеров. Позже вступил в коммунистическую партию, стал заместителем уполномоченного Наркомвнешторга в Беларуси, с 1924 г. — директор южного отделения треста «Лесбел» в Крыму, управляющий Рижским отделением этого же треста (Латвия). С июня 1925 г. — атташе, позже советник полпредства СССР в Польше.
Б. Тарашкевич характеризовал позднее советского полпреда:
«Ульянов, благодаря своим личным качествам, знанию белорусского языка и белорусской политической жизни и, главное, благодаря тому доверию, какое ему оказывала партия и советское правительство, завоевал себе симпатии и полное доверие у представителей белорусского национально-освободительного движения».
Сам А. Ульянов несколько лет спустя так описал стоявшее перед ним задание:
«За границей имелся целый ряд белорусских эмигрантских групп… Эти белорусские группы противопоставляли себя советскому правительству, везде выставляя себя как “представителей народа”. Наша задача была обезглавить, обезвредить эти группы, обещая им амнистию и работу по приезде в СССР. Это было проделано. Мы организовали это так, что на эмигрантской конференции в Берлине были наши люди…»