Пикуль Валентин
Бобруйский 'мешок'
Пикуль Валентин
Бобруйский "мешок"
Я никогда не бывал в Бобруйске, не знаю, какие в нем (и в его окрестностях) здания прошлого сохранились и какие не уцелели: наверное, местные краеведы знают об этом лучше меня, и все-таки я рискну поведать одну историю, связанную с Бобруйском, а если в чем-то и допущу ошибку, я буду благодарен, если знающие люди меня поправят.
Но для начала нам предстоит потревожить один из томов "Петербургского некрополя" - нужна вот эта могила! Действительный статский советник Виктор Никитич Никитин скончался в 1908 году и погребен на Митрофаньевском кладбище. С этим человеком я познакомился еще в молодые годы, приобретя у ленинградских букинистов его книгу "Многострадальные" - из жизни кантонистов николаевской эпохи, - которая была издана в 1872 году. Теперь я знаю, что автор, рожденный в бедной еврейской семье, еще ребенком был разлучен с родителями, его крестили в православную веру под фамилией "Никитин" и поставили в строй кантонистов.
Никитина от казарменной муштры спас красивый почерк. Будучи военным писарем, повзрослев и насмотревшись всякого, дурного и доброго, Виктор Никитич решил испытать свои силы в литературе. Чернышевский, с которым он познакомился случайно, вывел его на писательскую стезю. Ныне совсем забытый писатель, В. Н. Никитин, создал немало книг, но почти все его книги посвящены тюремному быту и нравам заключенных. Не надо этому удивляться, ибо чиновная карьера писателя складывалась по Тюремному ведомству, и эта карьера (увы, не литературная!) как раз и вывела автора в столь высокий гражданский чин, что высечен на камне его петербургского надгробия.
Однажды судьба занесла Никитина в Бобруйск, чтобы инспектировать военно-арестантскую роту, и здесь он познакомился с бобруйским комендантом Григорием Даниловичем Бабкиным, который по долгу службы обязан быть "зверем", но старик, напротив, был большим добряком. Чтобы его не обвинили в "либерализме", он творил добро из-за ширмы. Да, он ставил перед окнами ширмы и, когда мимо дефилировали арестанты, он швырял в них каждый день по сотне свежих булок, сам оставаясь невидим за ширмами, а солдаты, ловя булки, кричали: "Премного благодарны, ваше превосходительство!" - Григорий Данилович Бабкин, скажу я читателю, имел чин генерал-лейтенанта.
Радуясь свежему человеку из столицы, Бабкин в один из дней пригласил Никитина отобедать к своему столу в квартире, расположенной внутри крепости.
- Я и сам-то, - жаловался старик, - живу здесь в темнице и других неволить обязан. Откушаем, что Бог послал, да поговорим о всяких несуразностях казенного бытия.
Никитин, еще молодой человек, приглянулся Бабкину, в беседе коснулись они и литературы, и коменданту Бобруйска явно захотелось сделать гостю что-либо приятное.
- Хотите, я вас здорово напугаю? - предложил он. Виктор Никитич сказал, что после частых посещений тюрем и дисциплинарных казарм напугать его трудно.
- И все-таки, - сказал Бабкин, - я приведу вас в ужас.
- Не откажусь и от ужаса, - согласился Никитин.
- Тогда. поехали, - сказал Бабкин.
Уселись в коляску, лошади вынесли их на загородное шоссе. Виделись вокруг леса и поляны, а вдалеке мрачнело какое-то здание - вроде древней фортеции, строенное на холме.
- Что это там? - удивился Никитин.
- Сейчас приедем, - утешил его комендант.
Приехали, и перед ними, натужно проскрежетав, отворились железные ворота. Разом выбежали солдаты караула, построились, фельдфебель отдал рапорт коменданту.
- А, Гаврилов! - дружески сказал ему Бабкин. - А я тебе гостя привез, давай, милок, тащи ключи от "мешка".
Никитин заметил, что Гаврилов изменился в лице, при этом солдаты жалобно смотрели на своего "гостя". Гаврилов, едва переставляя ноги, утащился в караулку и вынес ключи. В стене форта открылась узкая дверь, а там завиднелась узенькая лестница, ведущая наверх. Бабкин подтолкнул Никитина, чтобы шел вослед фельдфебелю, и сказал:
- Ну-ну! Смелее. ну!
Ступени кончились, все трое оказались на каменной площадке перед массивной железной дверью с заклепками.
- Открывать, што ли? - неуверенно спросил Гаврилов.
- Открывай, - велел ему Бабкин.
Руки фельдфебеля тряслись от страха, он с трудом попал ключом в замочную скважину. Открылась железная дверь, за ней и вторая - деревянная. Изнутри пахнуло застоявшимся холодом.
- Мое дело - сторона. пожалте! - сказал Гаврилов.
Тут Бабкин горячо облобызал Никитина, перекрестил его:
- Ну, Витенька, посиди-ка тут да подумай.
Дверь замкнулась, и тишина вонзилась в уши Никитина как-то зловеще. Сколько минут пробыл он в этой камере - не понял, пораженный формою камеры, которая не имела углов. Были в ней только три дырки (сверху для света, сбоку для приема пищи, а третья внизу для нужды), но. Где же углы? Виктор Никитич увидел себя заточенным не в куб, даже не в шар, а в какое-то узкое пространство, имевшее форму яйца. Всё и всюду было овальное, даже койка и столик изгибались, повторяя кривизну камеры. "Ни стать во весь, хоть только средний рост, ни лечь, вытянувшись, положительно нельзя было и принужден был стоять согнувшись". Какие там годы, какие там часы? Считанных минут понадобилось, чтобы Никитин испытал странное, давящее беспокойство, безумное желание вырваться из этого каменного узилища, имевшего форму куриного яйца.
- Григорий Данилыч! - стучал он в двери. - Да откройте же! Ну, пошутили и - хватит. ей-ей, мне довольно.
Бабкин не стал его мучить - выпустил. Когда же Никитин из каземата спустился во двор, то увидел, что по щекам караульных солдат текут слезы.
- Братцы, чего вы плачете? - спросил он.
- Ах, ваше благородие! - с чувством отвечал за всех пожилой фельдфебель. - Мы ведь решили, что генерал Бабкин привез навсегда в "мешок" упрятать. От того и плачем, что очень уж нам жалко вас стало. Не приведи господь сюды-тко попадаться!
Бобруйский комендант тут же наградил Гаврилова рублем, а солдатам - из своего кошелька - раздал полтинники.
- Ваши слезы, - сказал Бабкин, - делают вам честь. Вы меня утешили тем, что по-христиански любите ближних. Спасибо вам, братцы. Ну, как? спросил он потом Никитина, подзывая коляску.