Таков и мой опыт. Если я говорю с моими людьми, ограничения нет. Тогда я не чувствую, что мне нужно одно сказать, а о другом умолчать. Тогда я просто говорю, словно говорю с самим собой. Когда же я говорю с теми, кто не знает меня, кто не понимает меня или понимает неверно, я сильно ограничен. В этом случае моя речь не свободна. Сами их лица, глаза и жесты мешают мне говорить то, что может повредить им.
Несколько дней назад ко мне приехали несколько человек из группы газет «Times of India». Они хотели взять у меня эксклюзивное интервью. Владельцы газет тоже присутствовали. Здесь были Самир Джайн, Нандита Джайн и их мать Инду Джайн. Но, зайдя в зал, я сразу почувствовал их неловкость. Они решили, что я поступаю невежливо и вызывающе. Дело в том, что я приветствовал каждого из них, сложив руки у груди. И эти семьдесят человек, включая Инду Джайн, не могли даже ответить мне. В Индии это обыкновенное приветствие. Даже незнакомец на улице складывает руки у груди. Вам не нужно знать о том, кто он, но у вашего приветствия из-за сложенных рук есть духовное значение.
У пожатия руки нет духовного значения, у этого действия вполне земной смысл. Вам нужно пожимать руку правой рукой. Этот способ выдумали на Западе, чтобы показывать, что в вашей правой руке нет оружия. Это было не приветствием, а обыском. Так убеждались в том, что перед вами не враг, что этот человек не может причинить вам вред, поскольку его правая рука пуста. Причина пожатия руки и психология этого акта совершенно иная. Она лишена благородства, природа ее в политике.
Но у приветствия со сложенными руками есть духовное значение. Прежде всего, я кланяюсь вашей божественности. Не важно, незнакомец вы, друг или враг. В любом случае вы храм бога, живого бога. Эти сложенные руки показывают уважение живого бога. Это нематериальное явление, несмотря на то, друг вы, незнакомец или враг.
Во-вторых, сложенные руки показывают, что я приветствую вас полным сердцем. Я весь в моем приветствии. Обе руки - и левая, и правая полушария приветствуют вас. Я приветствую вас как органическое целое.
Но я удивился тому, что люди из «Times of India», хорошо образованные люди, владеющие самыми крупными еженедельными, ежемесячными газетами и журналами, все эти люди - журналисты, не могли ответить мне. Они сели как каменные статуи, даже Инду Джайн.
Единственный человек, ответивший мне, был Самир Джайн, который сейчас отвечает за статьи в «Times of India». Ответила также его сестра Нандита Джайн. Но ей не удалось поприветствовать меня до конца. Она замешкалась и, значит, остановилась на полпути. Она не могла приветствовать меня до конца, но она также не могла оставаться деревянной статуей. Она смотрела туда-сюда. Даже ее мать, Инду Джайн, которая наедине со мной касается моих ног, но на публике... Инду Джайн осталась деревянной статуей. Нандита посмотрела на мать и брата и выбрала что-то среднее. Она поприветствовала меня в полсилы.
С такими людьми говорить хуже, чем со стеной. Я первым решил поприветствовать их, а они не были достаточно человечными, чтобы ответить на мое приветствие, а такая неучтивость, особенно на Востоке, непростительна. И они еще настаивали на интервью. Я отказывался по той простой причине, что они стали бы задавать глупые вопросы, они исказили бы мои слова. Но, увидев, что они приехали со всеми журналистами «Times of India», я дал свое согласие.
На самом деле, я согласился на интервью ради Шамира Джайна. Это молодой человек. Раньше он приезжал в ашрам, здесь он занимался медитацией. Он хотел стать санньясином, но его отец был категорически против такого намерения. Отец настолько резко возражал, что просто отрекся бы от сына, если бы тот стал санньясином. Теперь эта семья -одна из самых богатых в Индии. У Шамира не достает мужества сказать отцу: «Отрекись от меня, но я поступлю по-своему», но у него сострадательное сердце. Шамир был единственным человеком, воздевшим руки.
С такими людьми говорить невозможно до тех пор, пока вы не забудете полностью об их существовании. Именно так мне пришлось поступить. Я вообще не смотрел на них, я смотрел и говорил только с моими людьми. Я поставил условие, чтобы журналисты не исказили ни одно мое утверждение. Они должны были опубликовать мое утверждение целиком, так, как я его произнес. Но у них недостает смелости даже опубликовать свои вопросы и мои ответы, потому что мои ответы выводят на чистую воду грязных политиков и грязных журналистов, которые на побегушках у этих политиков.