— И тут культ понял, что может пустить свои руки в суть жизни города, — тяжело вздохнула воительница. — Сначала власть уничтожили, а сейчас пытаются расшатать ситуацию в городе, заставить стражников буквально зашиваться, чтобы они во время нападения ничего не смогли сделать…
— Придётся ужесточать меры, — нахмурился я. — Людям это не понравится, но горячие головы остудит. Кого-то казнить… кого-то посадить. А раз дети воруют, то и их запирать в отдельных комнатах, где с ними каждый день будут беседовать, рассказывать, что можно, а что нельзя. Ну а если попадутся после этого ещё раз — на каменоломни на хрен… как рабов.
— Жестоко, — покачала она головой. — Там их особо нагружать не будут, без присмотра не останутся… но по их здоровью это точно ударит. Да и местные детозащитники точно будут ворчать.
— Их, значит, следом, чтобы следили, — усмехнулся я, широко улыбнувшись. — Нет, конечно, это жестоко… но и мир у нас жесток. Ребёнок, который действует в сговоре со взрослыми, если ему больше двенадцати годов от роду… должен понимать, что происходит. Совсем маленьких, конечно, просто будем отправлять на перевоспитание в закрытые заведения, ну а тех, кто постарше, — на принудительные работы. Оплачиваемые. Думаю… им даже понравится в итоге. Город станет чище, от этого они сами будут получать внутреннее удовлетворение, а потом за это ещё и медяки получать, на которые можно что-то купить. Была у меня пара знакомых, которые об этом мечтали…
— Басим и Герт? — уточнила Ника. — А говоришь, с памятью проблемы.
— Иногда что-то всплывает, — едва заметно улыбнулся я. — Значит, надежда на полное восстановление памяти не теряется. Но… это будет очень долго, я в этом уверен. Я всё ещё даже не вспомню лица матери, голоса ее, как она мне пела. Знаю, что пела… но не помню как и что. И вот тут, — указал я пальцем на грудь, — тяжело из-за этого. Словно что-то вырвали.
Когда мы уже хотели уходить с рыночной площади, прикупив у местных немного побрякушек, которые Ника на себя сразу и нацепила, до нас донеслись звуки бега. Я развернулся… и вот вообще ни разу не удивился. Это были одни из тех, кто сидел в подворотне. Дубинки… кинжалы… небольшие плетёные щиты. Деревенщины, одним словом, которые не понимают, что с ними сейчас может произойти.
Но я сдерживаться точно не буду. Мне приказали навести тут порядок… значит, я его буду наводить. Преступность тут появилась быстро… быстро и пропадёт. С жёсткими методами насаждения — жёсткие методы уничтожения. Культу посрать на Спарту. Они хотят нас уничтожить… ну, а я буду уничтожать труды культа. Главное — понять, кто же, Аид его побери, начал всё это тут устраивать. Так как подготовка к этому безобразию явно была заблаговременная.
— Эй, вы! — крикнул самый бодрый из всех, единственный, кто не устал за столь короткую перебежку. — Мы видели, что вы приставали к нашим детям! И подняли на них руку! Талос показал мне синяк на запястье!
— И что? — скрестил я руки на груди, смотря без каких-либо эмоций. — Я должен переживать из-за каких-то воришек? Причём воришек-плакс? Парень, точно лет пятнадцати от роду, наплакался, вместо того чтобы разобраться, можно сказать, с юношей, который чуть старше него?
— Чуть старше? — удивился старший группы из… десяти, получается, человек. — Да тебе минимум лет двадцать пять от роду, верзила! Ты вообще кто такой и что забыл в нашем городе⁈
— Я… — сделал я максимально жёсткое выражение лица, даже немного гневное. — Воин Спарты. Тот, из-за кого ты, шваль, ещё дышишь. И если ты попробуешь сейчас хоть ещё одно обвинительное слово против меня бросить… я тебе отрублю руку. Попытаешься сделать ещё хоть шаг в мою сторону — отрублю ногу. Оскорбишь меня или мою жену… отрублю голову.
— Да как ты смеешь, малакос⁈ — возмутился этот хрен… но я только покачал головой.
Чего-чего, а называть меня «слабым мужчиной» в постельном плане я ему точно не позволю. Так что я молча опустил сначала руки, потом медленно стал заводить правую за спину. Начал осторожно, медленно вытаскивать своё оружие, пристально смотря в глаза этому делосу, раз уж так ему хочется помериться в старых оскорблениях.
— Я тебя предупреждал, онос — покачал я головой, после чего сделал первый шаг навстречу. — Или ты просто делос? Или же кион? Кто ты? М-м-м? Кем тебя запомнят? Что на амфоре с твоим прахом напишут потомки, если, конечно, твой прах вообще будет, а твой труп не станет мёртвым символом новой эры?