Глава 31
Не понял, засек он меня или нет, но я, найдя его и идя за ним следом, остановился возле пристанища похоти. И привел он меня именно к той шлюхе, на которую я глаз положил… вернее, с которой я решил в первую очередь расправиться. Только весь интерес к сей уличной девки, как рукой сняло, — все перекрыла мысль, что человек, которого я никак не могу рассмотреть, может оказаться саксонцем Шлегелем. Черт… Какого черта он сюда приперся? Не то, чтоб я от Шлегеля такого не ждал — он в бордели нередко заходит, но чтоб именно в этот… Что-то не так со всем этим… Неужто он путь крови Войцеха проследил, как я?.. И что он дальше делать намерен?.. Черт…
Он скрылся за дверями, явно занятый выделенной из всех девицей. А я рванул к полякам, оставленным мной в глухом закоулке.
Крепко сжал в руках плечи Агнешки, серьезно всматриваясь в ее глаза.
— Слушай. Пойдешь сейчас в притон порока — наниматься.
Она приоткрыла рот, стараясь что-то сказать.
— Вольф, я…
— Молчи! Скажешь, что наняться намерена — пройдешь спокойно. Осмотришься и аппаратуру слежения поставишь. Ясно? Идем. На ходу расскажу — как, когда и что точно ты должна сделать.
— Я не могу!
— Ты что, не понимаешь, мне не пройти! Я выгляжу так, что с меня плату вперед попросят! А мне платить нечем! И Войцеха я послать не могу — не сможет он сделать то, что я от тебя требую, достаточно скрытно! Только ты дело сделаешь, как надо!
— Я не смогу, нет…
— Ты красавица — тебе без вопросов все двери откроют!
— Я не справлюсь…
Войцех занервничал, начал хмурится.
— Ян, ей нельзя в такое место идти. Я не могу…
— Заткни рот и молчи, пока приказ не отменю!
— Ян, а что такое? Что-то не так?
— Не знаю еще! Но мне нужно знать! Пошли!
Они оба еще не видели меня таким бледным и взвинченным, и я быстро заразил их с виду беспричинной боязнью. Они перестали протестовать и покорно последовали за мной, и не пытаясь ничего выспрашивать и вникать в мои мысли, крутящиеся вокруг немецкого контрразведчика.
Глава 32
Отправил девушку в кошмарное для нее место, и остался с поляком ждать вестей в подворотне неподалеку. Подключил компьютер, поймал сигнал и проследил перемещения Агнешки в помещениях. Поляк молча склонился над экраном.
— Ян, может, ты все же скажешь, что случилось?
Я отвел с экрана отображение, сопутствующее девушке, и вывел на него изображение с только что установленной ею камеры. Она справилась — у нее все получилось. Так я и думал. Теперь ей осталось только отовраться и тихонько уйти. А передо мной…
— Смотри.
— Вот так…
— Войцех, хватит на нее засматриваться — ты лучше на него посмотри.
— А что он мне? Мне он не интересен.
— А зря… интересный он человек — знаю я его.
Войцех в ужасе уставился на меня.
— Ты что? Ты его трахал?..
— Не его, а его мозги!.. Дурак ты, Войцех!
— Не дурак, Ян.
— Тогда не спорь со мной!
— А кто он?
— Шлегель в военной контрразведке служит — во внешней… британское направление больше разрабатывает… Но он не одним немцам служит… Понял, какой человек? На несколько сторон разметался из-за корысти и страсти к садистским потехам. Я его вербовал — знаю его, знаю, что за человек он. Сложности с ним могут возникнуть. Видишь, у него на шее воротник врачебный?
— Да, Ян.
— Думаешь, не порядок у него с позвоночником?
— Да, Ян… А что, нет?
— Нет, конечно. Он так шею защищает от коварных нападок таких, как я, — к нему просто не подступишься. К нему никак не подступишься — он все продумывает до мелочей… все каверзные ухищрения противника. Понимаешь?
— Хитрый?
— Еще какой. И умный. И жестокий.
— Я уж вижу.
— Скрываться нам нужно от него, как не от кого другого. Он на наш след выйдет — и вас, и меня выдаст… Тогда с нас и три шкуры сдерут точно… и нам никуда не деться. А сдаваться нам нельзя — никому… некому просто. Для нас сдаться равнозначно — сдохнуть.
— Ян, а что он здесь делает? Ты ж сказал, что он с британцами работает…
— Черт его знает, что он здесь делает… а раз черт знает, и я — узнаю.
— А что он с ней делает — с девицей?
— Связывает.
— Особенно ведь связывает, да?
— Да. Нормальный японский садизм в немецком исполнении.
— Разве садизм может быть нормальным?
— У японцев и немцев до определенного предела — может.
— Как это, Ян?
— А вот так. Принято у них так с давних пор дух закалять — терпеть и причинять боль… и привыкать к этому настолько, что начинать это любить. Тяжелые у них условия всегда были — что у азиатов, что у северян. Суровые земли, жесткая жизнь, и люди — жестокие. Постоянно им приходилось с болью дело иметь — они и привыкли к этому, и не могут больше без этого обойтись. Просто, в кровь им эти качества веками вливались.