— А у нас не так?
— Нет, Войцех. И у скандинавов не так, несмотря на то, что они у немцев в корнях стоят. Скандинавы словно средние между нами и немцами. У них головы не такие холодные, как у немцев, а кровь не такая горячая, как у нас. Задиры они, как мы с тобой, только сдержаннее. А немцы… жестче и холоднее них только — англичане. Британцы — разговор особый… они замкнутые и расчетливые, как никто иной. Те они еще колонизаторы и захватчики…
— Это да… И русские…
— Что русские?
— Захватчики.
— Верно, как и все остальные, кто способен объединять силы и слаженно атаковать. И русские, и немцы, и поляки, и шведы — все в истории захватчиками становились, а временами — и захваченными.
— Ты так говоришь, будто никого врагом не считаешь.
— А я и не считаю. Сегодня — враг, завтра — друг. Вернее, вообще никто никому не друг и не недруг на деле — только временный противник или соратник. Все меняется со временем, Войцех, — и враги, и друзья. Позволить себе видеть в одном точно определенного врага, а в другом — друга может только тот, кто не смотрит в прошлое и будущее дальше одного дня и не рассматривает территорий дальше тех, что в поле зрения.
— Не знаю… Тогда выходит, что некого ненавидеть и…
— Некого, конечно. Да и незачем, когда ты смотришь правде в глаза и она от тебя глаз не отводит.
— Тогда всегда одиноким будешь…
— Нет, будешь не один время коротать, а — с правдой. А правда — она такая же, как я, — то красивая, то уродливая, то скрытая, то явная. А главное, — свяжешься с ней однажды и никогда не развяжешься.
Я замолк, всматриваясь в чрезмерную жестокость Шлегеля… Что-то такое на него не похоже — он обычно знает, как начать, как кончить… до крови дело у него не доходило еще никогда, а сейчас он этой девке… Да что он делает?.. Он что, решил с ней кровью обменяться?.. Черт… Ничего не понимаю… Он что, заразиться собрался?.. Вашу ж…
— Ян, а что с ней такое?..
— Мне на нее плевать — я за ним смотрю.
— У нее что, туберкулез тяжелый?..
— При чем тут туберкулез?!
— При том, что у нее ртом кровь идет…
Черт… Это еще что?.. Шлегель здесь точно ни при чем — вон как смотрит растерянно… Хозяйку зовет… А девка кровью в его путах исходит… Он ее развязать торопится, а она — на руках хозяйки встревоженной концы отдает… Как так? Она ж заражена!.. Только этот вирус бактерии не трогает, а туберкулез бактерии вызывают… Точно — это бактериальное заболевание… Вот попал Шлегель… В нагрузку к нашему вирусу еще и другую заразу получит… и скорей всего — не одну… Попался перестраховщик… Все мы порой — попадаемся.
Агнешка… Черт… Надо ей скорее оттуда… Агнешка моя… Черт… Отправил ее в такое место, где зараза меры не знает…
Глава 33
Девушка, как отвечая на мой молчаливый зов, выскользнула за дверь и осмотрелась… Схватил ее за плечо и потащил в подворотню…
— О боже, я смогла… Вольф, я все сделала!.. Я и не думала, что это будет так страшно, но при этом так просто!..
— Ты молодчина, только все не так, как я думал пошло… и не так, как думал Шлегель… все вообще не так, как все считали… Так что вам с Войцехом следует скрыться в нашем временном пристанище, а я останусь пока… Мне выяснить надо, что происходит… что только что произошло…
Поляки скрылись в темноте, а уставился на монитор — на мертвую девку и Шлегеля, тихонько уходящего из борделя… идущего к темному закоулку с крепко стиснутыми зубами… Он смотрит на порезанную руку… внимательно смотрит, озадачено… И идет он как раз — ко мне на встречу… Но я встречи ждать не собираюсь… Сообразил, как скрыться, и дал деру…
Глава 34
Я никого не видел и не слышал, так что счел, что все вокруг — чисто. Только что-то мне покоя не дает, принуждая продолжать настороженно смотреть и слушать. Я знаю, что так тревожит меня… вернее, кто — Шлегель. Он неподалеку… значит, он — рядом… значит, он — здесь. Только он ждет, бездействуя… точнее, наблюдая. Черт… Я встал во весь рост и скинул на лицо распущенные волосы, стараясь скрыть мой, знакомый Шлегелю, взгляд. Обернулся вокруг себя, всматриваясь в тени за столбами лунного света.
— Я знаю, что ты здесь!
— У меня к тебе вопросы, Вольфганг!
Он не выступил из тени — лишь окликнул меня. Я застыл, как околел, когда заслышал немецкую речь, — он здесь, я засек его.