— Знаем ту листовку и мы, — ответил Моряк, — и на зло врагу ведем себя так, чтобы люди видели, как забрехались фашисты. — Вдруг он поднял руку, прося тишины.
Коля прислушался и понял, что идет большая группа людей. Он пальцами причесал свои лохматые волосы, встал и заправил рубашку в штаны, подтянул ремень. Не хотелось выглядеть растрепой перед партизанами.
— Садись, они еще далеко, — сказал Моряк.
Коля снова сел. Он и сам знал, что на болоте слышно далеко, что отряду еще с полчаса ходьбы. Но уж очень ему не терпелось угостить партизан ухой.
— Может, подложить в костер, чтоб им было светлей? — суетился он.
— Посиди. Больших костров мы ночью в этой местности не должны устраивать… — заметил Моряк. — Ни с земли, ни с речки, ни с воздуха враг не должен нас видеть.
— Так и для Веры лучше. Ближе подойдет, — решил Коля.
Костер угасал, под черным ведром тлели угольки, среди которых изредка взлетали синеватые струйки.
Наконец на поляне показался отряд человек в десять. Послышался голос Саши Реутова:
— Моряк, ты тут?
— Конечно.
— А Найденыш?
— Это он про меня? — спросил Коля.
Поняв обиду Коли, Моряк ответил другу:
— Чего обзываешься? Николай для отряда ведро ухи приготовил, а ты!..
— Прошу прощения, — повинился Реутов, подходя с группой партизан, одетых кто во что, но в тельняшках.
— Ух ты! Все в тельняшках! — вырвалось у Коли.
Партизаны устало попадали в траву вокруг костра. Реутов подсел к командиру и попросил Колю подбросить в костер хворосту, чтобы видеть друг друга. Коля положил несколько березовых хворостинок в огонь. Вспыхнуло яркое пламя и осветило усталые лица партизан.
— Мастер! Умеешь держать костер по-нашему! — отметил командир, снимая с себя амуницию.
Подложив под локоть свернутую валиком кожанку, он прилег.
— Пока ужинаем, надо решить, что делать дальше, — сказал командир и пристально посмотрел в освещенное костром лицо мальчугана. — Судя по всему, ты — человек отважный. Но сможешь ли ночью провести нас к Припяти? Минуя болото?
— Не! Болота миновать никак нельзя, — ответил Коля. И, видя, как насторожились Моряк и Реутов, поспешно стал объяснять: — Я просто знаю, где кладки по трясине, а где тропка. А только зачем вам ночью? Спите, а утром…
— Значит, проведешь и ночью? — уточнил командир. — Тогда угощай своей ухой сперва вон того товарища, что с шарманкой. Корми его посытнее, ему сейчас работать. А потом остальных.
Коля подбежал за котелком, который протянул партизан с «шарманкой», налил ухи, положил огромный кусок щучьей спинки и сам поднес ему. Очень хотелось узнать, что же это за «шарманка». Но, увидев замусоленный деревянный ящик с ремнем, чтобы носить его на плече, так ничего и не понял. Забрав котелки у всех партизан, он поставил их возле закопченного ведра и стал раскладывать рыбу и наливать жижу.
— Ты, видать, и рыбак и повар замечательный. Уха у тебя так пахнет, что в носу щекочет, — сказал «шарманщик». — Где-то достал и петрушку и всякие специи.
Последнего слова Коля не знал, но догадался, о чем речь, и сказал, что петрушки у него не было, но сестра научила его находить на болоте все, что надо для ухи, для чая и для лекарства.
— Да-a, не парень, а драгоценная находка, — заметил Реутов.
Боясь, что еще кто-нибудь назовет юного друга Найденышем, Моряк сказал:
— У нашего рыбака замечательное имя — Коля.
Разделив ужин между всеми, Коля хотел сбегать за своей миской. Но Моряк его остановил:
— Лоб пробьешь в темноте об свою березу. Будем есть из моего котелка. У меня и ложка есть лишняя.
— Почему лишняя? — удивился Коля.
— Погиб товарищ. Мы и храним его вещи как память. Вон у Саши возле лацкана желтая пуговица. Это с костюма Володи Соколова.
Проглотив застрявший в горле комок, Коля почтительно, обеими руками, словно что-то очень хрупкое, взял протянутую ему самодельную деревянную ложку с выцарапанными на черенке буквами «В. С.» и стал молча есть. Исподволь он рассматривал партизан.
Все это были разные люди. Молодые и пожилые. Одеты кто во что. Вооружены автоматами. У одного ручной пулемет, а у другого — снайперская винтовка. Что она снайперская, Коля догадался по оптическому прицелу, хотя и не знал, как он называется. А вот что за ящик, который командир назвал «шарманкой», Коля понял только после того, как хозяин этой штуки, высокий белокурый парень в красноармейской форме, укрылся за кустом и под какой-то шум и треск заговорил настойчиво: «Ясельда! Ясельда! Я Карась, я Карась. Ясельда, Ясельда…»