— Ну-ну, — предупредила Вера, — сию же минуту ложитесь и не разговаривайте. Сейчас ночь, спите.
— Пущай говорит, сестрица, — раздался голос с соседней койки, — нешто сейчас уснешь? Ишь, грохают.
— Говори, говори, браток, какая там теперь ночь, — сказал другой.
Вера тихонько вышла.
Раненые заговорили вполголоса, шепотом. Один из них зажег под одеялом цыгарку, и пошла она гулять от койки к койке.
— Браток, а браток! — звал другой. — Не бросай, оставь-ка покурить,
— Приятель, мне хоть разок затянуться.
А за городом шел бой. Все слышней и слышней докатывался орудийный гром, все резче доносилась пулеметная и ружейная трескотня.
IX
Наступил третий день упорной обороны Воронежа. Бел>ые, оттеснив защитников, вышли к северо-западной части города и заняли исходные позиции для новых атак: у Сельскохозяйственного института, ботанического сада и завода Рихард-Поле.
Ясное утро. Подчеркнутая тишина перед началом нового боя. На проспекте Революции, на Плехановской улице — ни души. Город словно вымер.
Перегруппировавшись, казаки повели наступление на участок Сельскохозяйственного института, обороняемого отрядом особого назначения и частями 609-го полка, а в направлении Задонского шоссе, при поддержке артиллерии бронепоезда, со стороны железнодорожного моста, обрушились на части 608-го полка. Не выдержав сильного удара, защитники оставили противнику клиновую батарею и отступили к городу.
Белые приготовились к штурму города.
.. .С тех пор, как генерал Мамонтов остановился со своим штабом в селе Московке и нетерпеливо ожидал сообщения о взятии Воронежа, прошло два дня и две ночи. Теперь он все чаще и чаще обращался к часам. По донесениями генерала Постовского, падения Воронежа надо было ожидать с минуты на минуту, Мамонтова не покидало нервное возбуждение. Время шло томительно, тягостно, а утешительных вестей не поступало. Утром третьего "дня он отказался от завтрака. Выпив залпом стакан вина, приказал вызвать к телефону генерала Постовского. Мамонтов брюзжал и матерился. Красное лицо покрылось испариной. Расставив ноги и заложив назад рукщ он двигал губами, словно что-то разжевывал. Когда ему сказали, что генерал Постовский у телефона, он почти вырвал из рук адъютанта телефонную трубку.
Сдерживая себя от гнева, он вскидывал голову и резко повторял:
— Знаю. Знаю. Это мне известно из вашего донесения еще два дня тому назад. Ерунда! — крикнул он, побагровев.— Ваши дивизии сформированы из лучших казачьих полков и обеспечены материальной частью больше чем в достаточной степени, а вы в^кото-рый ра’з доносите мне о сопротивлении какого-то сброда, набранного совдепами из тыловых и небоеспособных частей и отрядов. Где ваши обещания? Что вам еще надо, черт побери!.. Так.... Хорошо... Приказываю к исходу дня донести мне о полном очищении города от красных.
Он бросил трубку и, ссутулив плечи, быстро пошел к себе.
Его ждал адъютант.
— Разрешите, ваше превосходительство..«
— Что? .. Слушаю, — буркнул генерал.
— По полученным разведывательным данным, к Воронежу направляются регулярные части Красной Армии под командованием Фабрициуса.
— Латыша, — пренебрежительно отмахнулся генерал. — Дальше?
— В направлении Воронежа движется конный корпус Буденного.
— Ка-ак? — Мамонтов насторожился.
Генерал бросил на адъютанта такой свирепый взгляд и окатил такой похабщиной, что тот искренне пожалел, что поторопился с ответом. Мамонтов грузно опустил на стол руку.
— Запишите, — приказал он адъютанту. — «Тая как в нашу задачу входит дезорганизация связи и уничтожение тылов красных войск... каковая задача в значительной мере достигнута, приказываю вести глубокую разведку и доносить о движении красных частей.
При приближении конницы Будённого, — процедил он сквозь зубы, — отходить и в бой с ней не Ввязываться».
Мамонтов прекрасно помнил конницу Буденного, которая разгромила его под Царицыном. При упоминании о красном комкоре он морщился, как от зубной боли.
Генерал Постовский выходил из себя. Он сыпал приказы один гневнее другого, перегруппировывал и вводил в бой все новые и новые части.
Силы защитников Воронежа слабели.
Штаб укрепленного района бросил на помощь 608-му полку последние резервы гарнизона — комендантскую команду и батальон губчека. Бойцы цепочкой, один за другим, перебегая улицы и прижимаясь к домам, спешили занять рубеж до начала штурма.
Но штурм начался.
Сверкая клинками, поднимая тучи пыли, с диким гиком мчались во весь опор казаки, развертываясь по фронту. Казалось, что части 608-го полка не устоят и будут сметены этой стремительно несущейся лавиной. Но в самый критический момент подоспели чекисты и комендантская команда. Они встретили штурмующих дружными и меткими залпами. Разваливаясь и дробясь, конная лава еще продолжала катиться вперед, но уже по инерции. В следующие секунды она стала таять и исчезать, как дым, попавший под могучий порыв ветра. Но передышки защитники города не получили. В бой вступили пехотные части врага. У предместья города завязалась упорная и жестокая схватка. Красноармейцы сходились с врагами лицом к лицу и дрались врукопашную. Те, у кого не было штыков, хватали винтовку за ствол и крушили ею врагов, как дрекольем.
Казаки не выдержали и побежали назад. Но в это время белые выкатили на открытую позицию восемь орудий и открыли огонь. Сконцентрировав силы, казаки перешли в новое наступление.
.. .Устин никогда не испытывал столь большого напряжения, как сейчас. Он знал, что такое бой, но теперь он понял, что такое ожидание боя.
В первый день, знакомясь с молодыми бойцами, ои подходил к какому-нибудь парню и, потрепав его по плечу, смеялся и спрашивал: «Впервой идешь?.. Ничего, обвыкнешь. Ты только не бойся. Знай, что и они боятся». Беседуя с товарищами, он никогда не говорил: «Если останемся живы...», а наоборот: «Вот, погоди, разобьем беляков...»
Он без страха думал о предстоящих боях, но ожидание его истомило. Во время сражения не остается времени для размышлений. Сейчас в голову лезла всякая ерунда. Он знал и видел, что за город уходят последние отряды, понимал, что положение тяжелое. Отряд военкомата берегут, как последнюю бомбу. Ему хотелось, чтобы эта бомба была большой разрушительной силы, и он боялся, а не слишком ли поздно она будет брошена.
При встрече с Паршиным, сегодня утром, он бросился к нему и спросил:
— Ну что, ну как, скоро ль, товарищ командир? Может быть, о нас забыли?
— Не забыли, Хрущев. Дойдет и до нас очередь. И, пожалуй, мы будем последним резервом, если к нам не подоспеет помощь.
— Одолевают казаки? — спросил Устин с горечью.
Паршин не счел возможным скрывать от товарища
тяжесть положения.
— Одолевают, будь они прокляты! — Но тут же весело добавил: — Но и мы побили их здорово. Наши, брат, дерутся, как черти. Нам бы еще продержаться хоть денек. На подмогу идут отряды Фабрициуса и Казицкого.
— Продержимся, товарищ командир! — ответил Устин с такой уверенностью, как будто бы в его распоряжении находился целый полк.
Уходя, Паршин сказал:
~ Хрущев, а ты выведи все-таки роту во двор. Может быть, через час мы выступим.
Но вот уже скоро двенадцать, а Паршина нет. И снова томление.
А в это время начальник штаба укрепрайона передавал по телефону военкому:
■— Батальон губчека и комендантская команда отступили. Противник ворвался на окраину города, захватил завод Рихард-Поле и район холодильника. Потеряв завод, мы лишились чрезвычайно важной по-зиции. Казаки установили здесь орудия ,и открыли огонь по Задонскому шоссе и по Курскому вокзалу. Плехановская улица оказалась под завесой пулеметного и ружейного огня. Если положение не будет восстановлено, участь Воронежа решится в ближайший час.