Сегодня впервые Быльников сел и, вытянув перед собой руки, удивился, насколько он худ и бескровен. Он пытался встать, но, почувствовав сильное головокружение, потерял равновесие и, чтобы не упасть, схватился за кровать.
Каждый день он нетерпеливо ждал появления Веры.
Но как только приближалось время ее прихода, он начинал волноваться. В беседах с женой он не касался своего прошлого, но понимал, что разговор этот неминуем. Дальше молчать было уже невозможно. Но что он скажет ей, с чего начнет свою исповедь перед этой самоотверженной женщиной, которой он дважды обязан жизнью? .. Как и когда произошла ошибка, уведшая его так далеко от нее? ..
Вера всегда сообщает ему последние новости, и в словах ее звучит такая неподдельная радость, что ему становится неловко за себя.
Она может искренне радоваться тому, как Красная Армия побеждает. А что может сказать он, перебежчик? Кто поверит в его искренность?
И тогда он молча хмурил брови, рассматривал белые ногти и думал: понимает ли она, как ему тяжело находиться в таком неопределенном положении?
Однажды он взял принесенную Верой из госпиталя бритву, раскрыл ее и, забавляясь бегающими по ней зайчиками, вдруг содрогнулся и, отвалившись к стенке, закрыл глаза.
Вера пришла раньше обычного.
Валявшаяся на полу бритва испугала ее.
— Владимир! — позвала она тихо.
Он открыл глаза.
— Ты не побрился? — спросила она растерянно, стыдясь внезапного испуга.
— Я не могу, Вера. Помоги мне подняться.
— Сейчас, — проговорила она, подавляя волнение. — Хочешь, я сама побрею тебя? Я умею.
Часы прозвонили девять. Быльников сидел, обложенный подушками, и с удовольствием водил пальцами по гладко выбритому подбородку. Вера рассказывала об эпизоде на главной улице, наделавшем столько шума.
Потом она снова посмотрела на него так, что он понял, чего она хочет.
— Ты только не подумай, что это так легко, — вдруг сказал он, не глядя на нее.
Она сразу поняла, что он сегодня будет говорить.
— Я знаю, — прошептала она.
И слово за слово он стал рассказывать ей о своем пути за эти два года разлуки с нею.
— Я прекрасно помню тот день, и себя и тебя. Помню, что ты говорила мне и что я отвечал тебе. Тогда мне казалось, что ты ошибаешься. Я думал, что то, о чем ты говорила мне, не было твоим убеждением. Но видишь — ошибся.
Он выговаривал слова с видимым усилием, делая большие паузы.
— Я искал тебя, когда наши... — он снова сделал большую паузу и поправился, — когда белые заняли Ростов. Я был убежден, что вновь встречусь с тобой. Сколько было надежд. Мне сказали, что ты ушла с красными. Тогда я пытался возненавидеть тебя, возненавидеть их. Но снова ошибся.
Он опять замолчал и, повернув голову в сторону, несколько раз вздохнул, как будто поднимаясь по крутой лестнице.
— Вера, мне бы немного покурить, чуть-чуть, — попросил он. — Посмотри, нет ли у меня?
Она достала из ящика его деревянный портсигар. Вместе с портсигаром выпал перстень и покатился йо полу.
— Ах, это ведь тот, помнишь, Владимир? .. Оригинальный, — улыбнулась она, поднимая перстень. — Мне было бы очень жаль, если бы ты потерял его. Он мне нравился.
— Я помню, — ответил он, беря от нее папиросу.
Он закурил не затягиваясь и, пустив клубок дыма,
продолжал:
— С детства я полюбил Россию. Когда я уходил от тебя, мне казалось, что я иду защищать Россию, но очень скоро я увидел, что все эти Мамонтовы, Шкуро, Деникины и их свора топчут то, что мне было дорого, что было для меня священным. Вместо убеждения — террор, подавление личности, зоологическая ненависть к простому рядовому люду. Я отшатнулся от них. Я много думал, Вера, и понял, что тот, кто действительно по-настоящему любит Россию, должен быть по другую сторону фронта.
Может быть я понял это очень поздно. Но все-таки я это понял сам. И я ушел от них не как одиночка-переметчик, а с оружием в руках, как воин. Об этом скажут казаки, которых я привел к красным, И если мне доверят оружие... если мне доверят, я обращу его против врагов народа, против твоих врагов, Вера, против моих врагов.
В начале рейда генерал Мамонтов уклонялся от встречи с Буденным, предвидя неизбежное поражение. Но, объединившись, корпуса Мамонтова и Шкуро представляли уже значительную силу и превосходили корпус Буденного как конницей, так и техникой.
Конный корпус Буденного получил боевое задание парализовать дальнейшее продвижение врага и стремительным натиском разбить скопление белых.
Укрепившись в Воронеже, Мамонтов и Шкуро стали тщательно готовиться к встрече с корпусом Буденного, (надеясь окружить его и уничтожить.
Буденный знал, что расположенный на возвышенности город взять трудно и что, прежде чем подойти к нему, необходимо перейти два водных рубежа — реки Воронеж и Усмань. Переправы через реку Воронеж севернее и южнее города занимали пехотные заставы белых. По линиям железной дороги Воронеж — Графская и Отрожка — Лиски курсировали пять бронепоездов.
Для успешного удара по врагу нужна была полная согласованность действий всех вооруженных сил, находящихся в районе боевых операций. Семен Михайлович потребовал от начдивов при появлении противника действовать самостоятельно, сообразуясь с обстановкой.
Шестнадцатого октября, находясь в пятнадцати километрах от Воронежа, Семен Михайлович Буденный приказал:
«Противник после боя 14—16 октября отошел по линии Чертовицкое — Боровое — Усмань-Собакино и ведет разведку, пытаясь выяснить расположение Конного корпуса.
Части 8-й армии к вечеру 15 октября должны выйти на линию Коломенское — поселок ' Новоклинский — станция Давыдовка — станция Крушенниково — устье реки Икорец.
12-я стрелковая дивизия, оставляя армейский резерв 8-й армии, перешла выселки Хреновские.
Действующую в районе города Усмань железнодорожную бригаду для успешного выполнения общей задачи — разбить противника — подчиняю впредь до распоряжения себе.
Конному корпусу в составе 4 и 6 к. д., конной 8-й армии и железнодорожной бригаде при бронелетучках ставлю задачу: упорно обороняясь на линии Изле-гоща — Рамонь — станция Тресвятская — Рыкань, вести активную разведку, выясняя группировку сил противника и имея ближайшей целью нанесение решительного, удара противнику и занятие города Воронежа.
Командир конного корпуса Буденный».
Глубокая осень. Дуют холодные ветры. Низко стелются тяжелые тучи. Туманно. Похоже, тлеет, дымится земля, но не может вспыхнуть — моросит неутомимо дождь. Пасмурные короткие дни быстро сменяются длинными темными ночами.
Не зная местонахождения конницы Буденного, корпус генерала Шкуро усиленно вел разведку на восток и юг.
Семнадцатого — восемнадцатого октября на всем фронте Конного корпуса Буденного происходил бой передовых разведывательных частей обеих сторон. В го же время штаб корпуса и штаб 4-й кавалерийской дивизии включился в телеграфный провод белых и установил связь со штабом корпуса Шкуро и частями, расположенными в Сомове.
Белым был 'передан ложный приказ Буденного о наступлении на станцию Лиски. На самом же деле удар намечался по Воронежу с северо-востока. Эта военная хитрость ввела Шкуро в заблуждение и дезориентировала белое командование. Большинство бронепоездов было ими переброшено на линию Отрожка — Лиски, а корпус Мамонтова с опозданием подошел к полю боя под Воронежем.
Командуя эскадроном, Паршин должен был обеспечить переправу через реку Усмань и произвести разведку в направлении Усмань-Собакино — станция Масловка — Рогачевка.
Приняв приказ за действительный, шкуровцы бросились «преследовать» корпус Буденного, не подозревая о подготовленной для них ловушке.
В ночь с 18 на 19 октября Паршин с разведывательным отрядом вышел в направлении поселка Усмань-Собакино, расположенного в двенадцати километрах от Воронежа.