— А ведь я ошибся, браток. Верно, что не Паршин тот командир, какого схоронили, а Смирнов. Ты сходи-ка в наш отряд, там тебе скажут.
Устин решительно направился в госпиталь. Там он увидится с Зиновеем и узнает, нет ли Паршина среди раненых.
Не спеша, с невеселыми думами поднимался он по знакомой лестнице госпиталя. В нос ударил стойкий запах йодоформа. Устину вдруг представился Паршин лежащим на койке, а у его изголовья Зиновей. Устин даже нарисовал себе, как сидит Зиновей: в халате, широко расставив ноги и подперев щеку рукой, смотрит в бледное лицо Паршина.
В коридоре он встретил Веру. Она приветливо улыбнулась и подала ему руку. Глаза ее сияли. Она стояла перед Устином какая-то преображенная, ему показалось, что она хочет сообщить ему приятную новость. Он повеселел и осторожно держал ее маленькую руку.
— Сестрица, как мой дружок поживает?
— Хорошо. Самочувствие прекрасное. Он быстро поправляется. Вы один? А где же ваш товарищ, с которым вы приходили сюда? — Вера глянула в пролет лестницы, на дверь, а затем на Устина.
— Товарищ? — разочарованно спросил нахмурившийся Устин. — А разве его здесь не было? — он грузно облокотился на перила лестницы и, сбив на затылок фуражку, потер ладонью влажный лоб. — Вот сколько ищу, а его нет и нет… — Он сокрушенно покачал головой.
— Не отчаивайтесь, — сказала она участливо и взяла его за локоть. — Пойдемте к Блинову. Не отчаивайтесь же, — повторила она, — он найдется.
— Спасибо, сестрица, на добром слове.
Устина приветливо встретили в палате. Зиновей, увидев его, сел, затем энергичным рывком всего тела повернулся к нему и спустил с койки ноги.
Далось ему это нелегко: от слабости кружилась голова. Но уж очень хотелось показать себя перед другом выздоравливающим. Все, у кого было достаточно сил, приплелись, приковыляли к Зиновеевой койке, желая послушать, что новенького скажет пришедший солдат.
Устин заявил к радости собравшихся, что в городе нет ни одного беляка и опасность миновала.
Зиновей рассказывал, как они наблюдали за боем из окна и как все они видели Устина, подстрелившего врага.
— Нет, это не я, — засмеялся Устин. — Я был на другом участке, на другой улице.
— Да ты это, ты! Я же знаю, — настаивал Зиновей.
— Правда, правда, не отказывайся, мы все видели, — поддержали Зиновея другие раненые и так дружно, что Устину пришлось уступить.
— Ну, а дружок наш, Паршин где? Отчего не пришел?
Устин промолчал. Зиновей придвинулся к нему и прошептал:
— Ай правда? Да уж говори, чего тут таить.
— Не знаю. Весь город обшарил, а его нет, будто в воду….
— Так, может, еще отыщется?
— Ну, конечно, отыщется. Я сейчас побегу в штаб укрепрайона. Там должны знать, — заторопился Устин.
В квадрате солнечных лучей на стене мелко трепетали тени листьев. Кончался день. В палату вошла Вера. Устин понял, что ему пора уходить, и встал.
— Сидите, сидите, — засмеялась она. — Вы беспокоились, и совершенно напрасно. Ваш товарищ сейчас зайдет сюда. Он разговаривает с доктором.
В коридоре, скрадываемые половиком, глухо стучали шаги, Устин бросился к двери и схватил в охапку Паршина.
— Петр Егорович! Живой!
Он впервые назвал Паршина по имени и отчеству.
— Хрущев! — радостно воскликнул Паршин. — Ну и отличились вы, черт возьми. Это же подвиг! Ты понимаешь… По-двиг! Завтра ты пойдешь с товарищами в штаб укрепрайона. На вас посмотреть хотят, что вы за герои. Да расскажи же, как это все получилось?
— Петр Егорович, ей-право, не моя тут вина, — смеялся Устин. — Тут мы все разом, как взяли беляков в оборот, ну и…
— Ну, ты мне потом все расскажешь подробно.
Появление Паршина в палате вызвало большое оживление.
— Товарищи, товарищи, — просила Вера, — не вставайте, ложитесь в постели. Если увидит доктор, и мне и вам попадает.
— Эх, сестрица, да разве такое часто бывает, — опершись на костыли, уговаривал Веру один из раненых. — Мы рады каждому человеку, какой приходит к нам с хорошим словом.
А Паршин рассказывал о последних боях за город, о бегстве врага и о подвигах бойцов, захвативших бронепоезд у белых.
— Да ты расскажи, Устин, товарищам сам, — предложил Паршин.
— Ну как это вам половчей рассказать, — затруднялся Устин. — Ну послали, значит, вы, Петр Егорович, меня с товарищами. Мы, стало быть, и обманули их. — И Хрущев, волнуясь, очень сбивчиво рассказал, как было дело.
Но все раненые смотрели на него с таким нескрываемым уважением, что Хрущев от смущения потупился и потом печально добавил:
— Говорят, Петр Егорович, командира Смирнова убили?