Паршин с силой оттолкнул плот и крикнул:
— Вперед! — как будто первый услышал в это мгновение грохот начавшейся канонады и яростный стук пулеметов.
Белые ответили тотчас же. На берегу реки вспыхнуло несколько взрывов. Устин, заметив вражеский пулемет, направил на него огонь, открыв таким образом себя, но этим он отвлек опасность от своих товарищей, переправлявшихся через реку. И только он подумал об этом, как над головой затенькали пули.
— Ложись, ребята, прижимайся к плоту! — крикнул он.
Плот, покачиваясь и поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, мешал вести прицельный огонь.
— Греби, ребята, нажимай на весла, — подгонял Устин и услышал, как кто-то охнул и, скрипнув зубами, простонал:
— Накось весло, погреби… о-ох!.. Да как же это, ребята?..
Слово «погреби» прозвучало для Устина скорбно, как «похорони». Плот качнулся, и студеная вода разом обдала Устина, намочив шаровары и стеганку, ему стало жутко. Раненый неожиданно замолк. Кто-то сказал:
— Ребята, он уже мертвый.
Река представлялась Устину необыкновенно широкой. «Да уж не плывем ли мы вниз, по течению? — подумал он с опаской. — Ведь этак попадешь черт знает куда».
Плот неожиданно вздрогнул и остановился.
— Берег! — обрадовался Симаков.
— Прыгай! — скомандовал Устин. — Подтягивай, вытаскивай… Вот так.
С тяжелой намокшей одежды Устина стекала вода. Дробно стучали зубы.
— Эх, да скорей же! — Он схватил пулемет, отбежал от берега и оттуда крикнул: — Снимите убитого с плота на землю!
Канонада продолжалась…
В это время 4-я кавалерийская дивизия переправилась в районе Рамонь на правый берег реки Воронеж и с рассветом двинулась по Задонскому шоссе, чтобы атаковать Воронеж с севера.
К утру 24 октября севернее Воронежа и на его восточной стороне разыгрался ожесточенный пеший и конный бой. Первая бригада 4-й кавалерийской дивизии стала обходить город с запада.
Боясь быть отрезанной и уничтоженной при слиянии Воронежа и Дона, конница Шкуро очистила город и стремительно отступила. После полудня по улицам освобожденного города с песнями двигались эскадроны 4-й и 6-й кавалерийской дивизии.
Теснясь на тротуарах, стояли толпы горожан, криками приветствуя полки буденновской конницы.
Город, утративший сень зеленой листвы, обнажился, раскрывая омытые дождем улицы. У самого берега и вверх по склону теснились маленькие домики жителей окраины.
На самой возвышенности, изрезанной оврагами, белели большие каменные дома, высились купола церквей, пожарные вышки.
Блестела, отливая синевой, спокойная, холодная река. В воздухе висел стук копыт о мостовую.
Песня одного эскадрона сменялась песней эскадрона, следовавшего за ним.
Песня уходила вперед и заглушалась другой:
Но нарастала волна третьей:
Цокот копыт, грохот пулеметных тачанок, говор, возгласы — все это смешивалось и плыло в шумном потоке торжества и ликования.
Река позади. Войска вступают в центр города. Паршин снова на улице, на которой два месяца назад он дрался. А сколько воспоминаний связано с этим городом! Он едет рядом с помощником и рассказывает ему о сентябрьских боях за город, показывает короткой плеткой вниз на мост, потом вверх по улице. Тот слушает внимательно, следит за движениями Паршина и кивает головой.
Устин с жадным любопытством смотрит вдоль улицы, оглядывает дворы. С каким удовольствием он побродил бы по городу! А не сходить ли ему сегодня или, может быть, всем троим в госпиталь, чтобы повидаться с Григорием Андреевичем и с белокурой Верой? Надо будет потолковать с Паршиным об этом. Во всяком случае он пройдется сегодня по старым, знакомым местам.
Зиновей смотрит на все рассеянно. Он думает о деревне, о ребятишках, о жене Насте. Как управляется она по хозяйству? Трудно, ох, и трудно же ей одной, горемычной. А ему не скоро еще возвращаться домой. Много еще впереди на его пути городов, сел и деревень.
Эскадрон, огибая Петровский сквер, выехал на проспект Революции.
По улицам среди гражданского населения, звякая шпорами, уже снуют веселые лихие кавалеристы, которые первыми вошли в город. Движутся телеги с учрежденской мебелью: шкафами, письменными столами, стульями и «ундервудами». На столб взбирается связист. Он вынимает из кармана трубку и, присоединив ее к проводу, кричит: «Как меня слышно?»