Нервно пожевывая папиросу, шевеля густыми, как мох, усами, он так же медленно отошел от карты и опустился в мягкое кресло.
— Воронеж, Воронеж!.. — бормотал он, раздражаясь все больше и больше.
Небрежно приняв от адъютанта последнюю сводку о том, что Елец взят почти без боя, генерал вскочил и выругался.
— Без боя?! Лиски! Воронеж! Вот что нужно было взять с боя и любой ценой. Мы провалили важнейшую директиву главнокомандующего, имеющую первостепенное стратегическое значение. Вместо пятнадцатого августа в Воронеже, мы тридцать первого августа топчемся у Ельца, не очистив путь войскам генерала Сидорина! Бабы! — заорал Мамонтов и зашагал по комнате, вертя головой. Молча стоял, вытянувшись в струнку, растерянный адъютант. Он был крайне смущен, как будто бы во всех неудачах, приводивших генерала в бешенство, чувствовал себя виноватым.
Все смолкло, только монотонно гудел телефон да раздавался бесстрастный голос дежурного телефониста.
Успокоившись, генерал приказал вызвать в штаб полковника Русецкого и обратился к адъютанту:
— Отдайте приказ.
Молодой темнорусый офицер, сидевший за машинкой, насторожился и поднял десять пальцев так, словно он готовился вцепиться в клавиши и только ждал сигнала.
— «К гражданам города Ельца… — продиктовал генерал. — Выполняя директиву главного командования Донской армии, конный казачий корпус под моим командованием… прорвался в тыл Красной Армии, стремительным движением… после непродолжительных боев последовательно занял города: Тамбов, Козлов, Лебедянь, Раненбург, Елец… В наши руки попала богатая военная добыча… Всюду, где появляются мои лихие донцы…»
Вошел офицер. Он потерянно смотрел на генерала.
— Разрешите…
Мамонтов кивнул головой.
— Полковник Русецкий с сотней казаков, захватив обоз с имуществом, ушел на Дон.
Адъютант побледнел. Мамонтов ударил по столу плетью и придушенным басом прохрипел:
— Мародеры!.. Туды вашу мать!.. Вернуть и отдать… — он сделал слабое движение плетью и тихо добавил: — Отставить.
Он знал, что посланные в погоню захватят часть обоза и тоже уйдут на Дон. Это был не первый случай.
— Можете идти, — сказал он офицеру и с заметным усилием продолжал: — «Всюду, где появляются мои лихие донцы… красные войска спасаются паническим бегством…»
Призвав граждан бить коммунистов, комиссаров, евреев и вступать в его корпус для похода на Москву, генерал закончил приказ.
На подоконнике лежит толстая полевая сумка, опутанная ремешком. Тонкий, розовый луч, пробившийся сквозь штору, медленно поднимается, пересекая параллели, к Москве.
«Вот так бы…»
Шевельнув усами, генерал суровым взглядом обвел офицеров и вышел на улицу.
Вокруг штаба ходят часовые. Около телефонного столба стоят две оседланные лошади. В городе грохают орудия, к небу вздымаются тучи густого дыма.
Генерал сел на скамью и вынул старинные мозеровские часы. Семь. Он беспокойно водит головой по сторонам, словно нюхает или кого-то высматривает. Казак стоит у лошади, ожидая приказания. Раздался взрыв, сотрясая землю. Это рухнул в Сосну взорванный железнодорожный мост. Генерал спрятал часы, запахнул полы шинели и, склонившись низко к земле, сидит дотемна. Под черным небом Ельца носятся стаи огненных птиц. Зловещее зарево пожаров золотит купол собора, далеко освещает землю и окрашивает красным реку Сосну. Генерал, словно очнувшись, встал, и, глядя перед собой, сказал:
— Коня!
Казак подвел коня. Через минуту глухой топот замер вдали. Всю ночь горели дома, товарные составы, пакгаузы, гремели выстрелы. Одержимые дикой страстью разрушения, рыскали по городу мамонтовцы, расстреливали невинных без суда и следствия.
В штабе на походной койке прикорнул генерал. Он часто просыпался, вскакивал и, заложив назад руки, то беспокойно ходил из угла в угол, то садился на край койки и предавался размышлениям.
Донесения, получаемые штабом, были малоутешительными и повергали генерала в уныние. Легкий и подвижный в начале похода, корпус оброс огромным обозом награбленного и утратил маневренность. Некоторые отряды выходили из подчинения, откалывались, действовали на свой страх и риск и уходили на Дон. Корпус заметно таял и терял свою силу. Он напоминал теперь наглотавшегося удава, ползущего лениво и сонно. Кулацкие восстания, на которые так рассчитывал генерал, были успешно ликвидированы советской властью. Крестьяне, заслышав о мобилизации, уводили лошадей и уходили либо к красным, пополняя регулярные части Красной Армии, либо, объединившись в небольшие самостоятельные отряды, внезапно нападали на части корпуса, отбивая оружие, продовольствие и снаряжение.