— Я об этом столько думала… Если ты туда придёшь — ведь не получится же убить только их? Обязательно пострадает кто-нибудь ещё. А я не хочу сопутствующих потерь, я ими по горло сыта. А ещё… Я ведь всё про них знаю, правильно? Значит, я смогу уничтожить их. Когда захочу.
— Звучит неплохо. Только когда придёт время — вспомни, что у тебя есть я. И что тебе стоит только назвать имена.
Она крепко сжала его руку.
— Назову, — пообещала она. — Когда придёт время.
— Да.
— Давай уже я всё сейчас расскажу, а то хвост по частям рубить… — Эмили поёжилась. — До Мегатонны я добралась… как-то. Босиком, в рваном комбинезоне, без оружия, полудохлая. А нет, вру про «без оружия». У меня же были ножницы. Классные, из нержавейки, почти острые. Я их на заправке подобрала — там в полумиле от Убежища есть городок, Спрингфилд. В общем, первым делом я сменила имидж. У меня раньше были длинные волосы, почти до пояса… я их обкорнала, как смогла. На ощупь, без зеркала. Чтобы больше ни одна мразь не смогла меня за них схватить и держать…
Харон осторожно вытер слёзы с её лица. Эмили показалось — показалось — что его руки дрожали. И она малодушно порадовалась, что сейчас — темно. И что она не видит его лица.
— А что было в Мегатонне, я толком и не помню. У меня же совсем не было денег. И просить о помощи я стеснялась. Сунулась в клинику, но там меня быстро за порог выставили — без крышек-то. И кругом было столько людей, и все смотрели будто бы сквозь меня… да и не на что там было смотреть, ну подумаешь, ещё одна бродяжка, будущий труп… Я ведь правда тогда была не в себе. Кое-как доползла до общественного туалета, да там и осталась ночевать. У меня просто паника начиналась при виде открытого пространства, а тут всё-таки было хоть что-то нормальное, стены и крыша. В общей комнате они тоже были, но меня туда не пустили… — Эмили стиснула зубы. — Там Нова меня и нашла через пару дней — в туалете. Я просто сидела на полу в обнимку с раковиной и выла. Нова на пару с Харей меня как-то дотащили до клиники. Заплатили местному доктору… Гуль и проститутка. Только им было не всё равно. И только из-за них Мегатонна всё ещё портит вид с балкона Алистеру Тенпенни. Не стоит село без праведника, да?
— Точно, — глухо согласился Харон.
— Так глупо вышло с этим Тенпенни… Я в клинике почти месяц провалялась — тут не только О’Брайану сотоварищи надо сказать спасибо, иммунитет у всех выползней из Убежища ни к чёрту. А когда вышла — чувствовала себя совсем прозрачной. Будто всю суть выпили, осталась только оболочка, тонкая и хрупкая, как скорлупа. И чтобы как-то эту пустоту заполнить, чтобы хоть как-то доказать себе, что я ещё есть, я и ввязалась во всю эту историю с активацией бомбы. Так-то у меня был план. Не оставаться в Тенпенни-Тауэр, нет, конечно. Попросить Бёрка или кого-нибудь ещё, чтобы они нажали на кнопку, когда я успею добраться обратно до Мегатонны. Чтобы я успела произнести прекрасную речь о цене равнодушия — и чтобы все эти уроды поняли, каково мне было, поняли хоть за пару секунд до того, как этот мир сгорел бы в пламени моей ненависти.
— Они бы не поняли.
— Я тоже так решила. И после этого мне весь этот замысел как-то резко разонравился. Хотя папа, конечно, был бы в ужасе уже от того, что мне такие идеи вообще в голову приходили. Знаешь, Харон, я не имею права на него злиться. Но я, чёрт возьми, злюсь! Хотя он столько сил и времени потратил на то, чтобы у меня было счастливое детство…
— А оно было счастливым? — тихо спросил Харон.
— Не очень, — Эмили вздохнула. — Но снаружи было бы ещё хуже, наверное?
— Не факт. Я представляю себе, что такое стая людей, вынужденных десятилетиями терпеть друг друга. Ничего хорошего. И потом, он ведь тоже провёл эти годы в сытости и безопасности, разве нет?
— Не надо, Харон. Ты его не знаешь.
— Я знаю достаточно, — жёстко сказал он.
— А что бы ты делал на его месте? Если бы вдруг у тебя была дочь, ради которой ты отказался от дела всей своей жизни?
— Не врал бы ей, как минимум, — тихо сказал гуль. — И ушёл бы только вместе с ней. Довёл бы до того поселения, где ей захотелось бы остаться. Убедился бы, что она в порядке, что рядом с ней хорошие люди. И только потом отправился бы крушить ветряные мельницы, — он помолчал. — И никогда, чёрт возьми, никогда ни словом, ни делом не дал бы ей понять, что годы, проведённые с ней, были жертвой во имя любви.
— Ты, наверное, был бы лучшим папой на свете, — слабо улыбнулась Эмили. И по тому, как он оцепенел, поняла: сейчас в этой комнате не только её призраки. Дверь открыта, и они лезут из темноты, учуяв тепло, чтобы забрать то немногое, что у них с Хароном осталось друг для друга.
— Нет, Эми. Не был, — тихо сказал он.
И прежде, чем Эмили успела что-то ответить — и, наверное, всё испортить — Харон легко подхватил её на руки, прямо в одеяле. Прижал к себе — осторожно, но крепко.
— Прости, — пробормотала она, чувствуя на щеке его горячее дыхание — и не понимая, как может быть так плохо и так хорошо одновременно. — Ты принёс мне скотч — а я испортила тебе вечер страшными историями. Вот и кто так поступает?
— Значит, в следующий раз принесу что-нибудь другое. По мне, так этот Мемориал — самое подходящее место, чтобы что-то похоронить.
— Думаешь, одних воспоминаний ему хватит? — Эмили прижалась к плечу Харона. — Знаешь, если я здесь умру — это было бы очень выверенной кольцевой композицией.
— Не смей, — горячо прошептал он ей на ухо. — Никаких смертей.
— Харон, что мне делать? — прошептала она в ответ, глядя в темноту широко раскрытыми глазами.
— Ты всё поймёшь и со всем разберёшься. Сейчас или потом. А я буду рядом. Всегда.
— Мне большего и не надо, — она закрыла глаза. — Харон, можно я тебя попрошу? Не уходи. Здесь так скверно. А я такая трусиха.
— Здесь и мне не по себе.
— «Не нравится мне это место»?
— В точку, — улыбнулся он.
Она чувствовала его дыхание — ровное, спокойное — и сама успокаивалась, понемногу проваливаясь в сонное оцепенение, в благословенную тишину, так не похожую на тревожное безмолвие ночных кошмаров. И ей так хотелось верить, что и Харону всё это хоть сколько-нибудь да нужно…
— Сюда идут, — негромко сказал Харон. — Судя по топоту — та девица из рейнджеров.
— Ох, — разочарованно произнесла Эмили, выпутываясь из дремоты и одеяла и неуклюже переползая в изголовье кровати. Нет, она рада была снова увидеть Кирпич, но так жаль было этой тишины.
— Какая прыткая особа, — неодобрительно проворчал гуль, поднимаясь с кровати. — Она бегом обратно добиралась, что ли?
— Нет, просто кое-кто очень любит поговорить, — виновато вздохнула Эмили.
В коридоре вспыхнул свет. Кирпич заглянула в комнату.
— Ребята, а чего это вы тут в темноте сидите? Чёрт, — пробормотала она, уставившись на развороченную кровать. — Я некстати, да?
— Всё в порядке, — буркнула Эмили, залившись краской. — Довела?
— Ага, — Кирпич чихнула. — Мелкий далеко пойдёт, думаю. Если эту ночь переживёт. Там их главный просто люто бесился. Мы с Квинланом давай ему втирать про сотни убитых мутантов, но, по-моему, не подействовало… Схватил рыцарёнка нашего за шкирку и поволок в казарму. А Артур знай себе верещит по дороге: Мэксоны, мол, всегда знали, что бездействие — это преступление. Лапочка такой. Жаль, вырастет таким же дундуком в силовухе, как эти все. Слушай, я уже и спрашивать боюсь — но что с папой?
— Живой.
— И славно. Ладно, я притащу сюда матрас, если ты не против? А то там, снаружи, зуб на зуб не попадает. И мутанты дохлые повсюду валяются, они ж к утру вонять начнут. И вообще я одна спать боюсь. А у тебя тут тепло, уютно так. Хотя если у вас со здоровяком были другие планы…
— Тащи уже матрас, — обречённо вздохнула Эмили.
*
— Тебе правда страшно спать одной ? — спросила Эмили, когда Кирпич приволокла из общей комнаты матрас и закрыла дверь изнутри.
— Честно, малая? Да, — Кирпич стянула через голову свитер. — Страшно до чёртиков. Но я тут не поэтому. Во-первых, давай уже рассчитаемся с тобой за те чертежи — если я хоть что-то понимаю, то ты на мели. А во-вторых… Я извиниться хотела.