— Эми… — тяжело вздохнул Харон.
— Просто скажи: есть шанс, что ты передумаешь?
— Есть, — серьёзно ответил он. — Но не сегодня. У тебя и так был ужасный день.
— Ужасный, — согласилась Эмили. — Давай что-то с этим сделаем.
Харон осторожно обнял её. Она положила голову ему на плечо — и закрыла глаза, слушая, как мерно бьётся его сердце под тканью рубашки. Частота, с которой оно билось, казалась такой знакомой. Такой успокаивающей.
— Ты бывал здесь раньше? До войны? — спросила она, глядя на небо, полное звёзд.
— Несколько раз. Приезжал с классом на экскурсии.
— Не представляю тебя школьником, — улыбнулась Эмили.
— Придётся поверить на слово. Мы тут неплохо проводили время. Самые отчаянные по ночам удирали из лагеря, чтобы исследовать окрестности.
— И ты, конечно, в их числе?
— Нет. Я был скучным типом. Сидел вместе со всеми у костра и слушал страшные истории.
— А ты мне расскажешь?
— Насколько страшную? — сердце Харона забилось чуть чаще.
— Про Олд-Олни.
— Хороший выбор, — усмехнулся он.
— Но если ты не хочешь об этом говорить, не надо, — поспешно добавила она. — Я решила, что или узнаю всё от тебя — или вообще узнавать не стану. Оба варианта меня устраивают.
— Так уж и быть, в честь дня неловких разговоров…– Харон помолчал. — Что ты знаешь об Олни?
— Название, — Эмили пожала плечами. — Та рабыня, Девятка, сказала, что ты оттуда родом. Да, в общем, и всё.
— Там из всякого отребья делали наёмников. Таких, как я. Наш ментор резонно рассудил, что наёмников на Пустоши, как грязи, поэтому нужно сделать из нас нечто особенное. Например, наделить исключительной преданностью. Такой, что шла бы вразрез с этикой и здравым смыслом. Старина Роланд по мелочам не разменивался.
— Роланд — это твой… учитель? — нерешительно спросила Эмили.
— В каком-то смысле. Может, правильнее было бы назвать его моим создателем. Видишь ли, та версия меня, которая существовала до Олд-Олни, тебе бы вряд ли понравилась. Я был как бешеная собака — безумная опасная тварь, которую в рамках любой этической концепции следовало бы пристрелить. Ребята Роланда поймали меня втроём. Обвешали взрывчаткой, как рождественскую ёлку, обкололи миорелаксантами — и в таком вот неприглядном виде доставили своему работодателю.
— Они так тебя боялись?
— Разумно с их стороны, — Харон пожал плечами. — Учитывая, что вначале их было десять. А в Олд-Олни из меня — и из остальных — начали лепить идеальных цепных псов. Лепили долго, может, несколько лет — уже тогда все поняли, что времени у нас, у гулей, завались. Роланд подошёл к вопросу очень обстоятельно. Нейрохирургия, гипноз, электрошоковая терапия — всё это точно было, и не только это. Конечно, случались и осечки, — он поморщился. — Свобода воли — материя тонкая. Легко пережать и получить бесполезное нежизнеспособное существо, которое умирает от асфиксии, если не получит разрешение дышать. Но вообще Роланд выбирал тех из нас, кто мог всё это выдержать. Самых отъявленных уродов с Пустоши.
— Они заставили тебя во всём этом участвовать?
— Нет, — не сразу ответил Харон. — Привезли в Олни — да, силой. Но подпись на контракте я поставил сам. Тогда это казалось заманчивой идеей — ничего не решать. Отдать свою жизнь на откуп тому, кто знает, что с ней делать. А ещё Роланд обещал полную деперсонализацию. Никаких воспоминаний, никаких сожалений. Жаль, наврал.
— Харон, а что будет, если ослушаться приказа? — несмело спросила Эмили.
— Ничего. Потому что я его не ослушаюсь. Можешь проверить.
— Чёрта с два, — яростно прошептала она. — Не дождёшься.
— Собственно, ты уже проверяла. Тогда, в Ривет-Сити, когда отправилась убивать того подонка. Ты мне велела отправиться на рынок и купить гранаты — так я и поступил. На счастье, ты не запретила после этого идти за тобой и вмешиваться в твои дела. Если бы ты приказала мне, например, ждать твоего возвращения в «Галере Гэри» — я бы ждал.
Холод пробежал по спине Эмили.
— Не понимаю, — она нахмурилась. — Ты же иногда споришь со мной. Поступаешь по-своему.
— Просто ты, маленькая, не так уж часто приказываешь по-настоящему. А насчёт того, что считать истинным приказом… если честно — да чтоб я знал. Дело здесь не в твоей интонации, не в подборе слов. Скорее, в том, насколько для тебя важно получить желаемое. Насколько ты уверена в своём решении. Эми, я без малого двести лет пытался понять, как это работает. Как можно это победить. И — ничего. Я ведь даже убить себя не могу. Когда понимаешь, что у тебя и это отобрали — способность поставить точку… Это тяжело.
— Зачем всё это? — в отчаянии спросила Эмили. — За что он так с тобой — со всеми вами — поступил? Просто чтобы продать подороже?
— О нет, — Харон мрачно усмехнулся. — У нас была цель. Предназначение. Мы, на самом-то деле, были вторым этапом. Ещё до войны Роланд усыновил дюжину детей, чтобы с пелёнок воспитывать их в духе Старого мира. Наука, литература, философия — и ударные дозы этики. Эти ребятишки росли с чётким образом того, какой должна быть жизнь. Они должны были возродить цивилизацию, Эми — ни больше ни меньше. А нашей задачей было оберегать их от реальности, которую им предстояло перекроить. Такая была задумка. Приставить к каждому святому по цепному псу — и наблюдать, как год за годом Пустошь расцветает. А контракт… Предполагалось, что, когда придёт время, мой хозяин передаст его достойному продолжателю своего дела.
— Видимо, всё пошло не так.
— Само собой. Я предупреждал Роланда, что столкновение с Пустошью может быть болезненным для идеалистов. Но Роланд и сам был тем ещё идеалистом. Нет, вначале у моего подопечного было множество планов и идей. Потом, день ото дня, он начал мрачнеть и угасать. А примерно через месяц после выхода из Олд-Олни этот чёртов дурак повесился. То-то я позабавился, вытаскивая его из петли. Ирония, Эми, была в том, что перед смертью этот идиот выменял мой контракт на верёвку и прощальную дозу винта.
Эмили осторожно погладила Харона по руке.
— И моим работодателем стал мелкий бандит, который просто не знал, что со мной делать — и ничего умнее не придумал, чем попытаться меня убить, чтобы отобрать мою винтовку. Это было… познавательно. Так я узнал, что физическое насилие аннулирует контракт — что ж, и на том спасибо старине Роланду.
— Боже мой. А нормальные работодатели у тебя были?
— Были, — коротко ответил Харон.
Они помолчали.
— Харон, в порядке бреда: я могу помочь? — Эмили стиснула пальцы. — Понимаю, ты не можешь причинить вред Роланду, но я-то — другое дело. Хочешь, я убью его для тебя?
— Это ничего не изменит, — он вздохнул. — Странно прозвучит, но я Роланду многим обязан. И, я подозреваю, старый дурак уже достаточно намучился, глядя, как его создания укрепляют позиции ада на земле… Нет. Когда-то я был уверен, что убью его при первой возможности — но за двести лет вся эта история порядком запуталась.
— Я просто хочу, чтобы тебе стало легче.
— Знаю, маленькая. И этого уже достаточно. И перед тем, как возражать — вспомни, что ты в своё время ответила мне.
Небо на востоке понемногу начало светлеть. Холодный ветер трепал обрывки брезента на остовах палаток, пробирался под куртку.
— Нам лучше выдвинуться затемно или дождаться утра? — Эмили зябко поёжилась.
— Тебе решать.
— Реши ты, — попросила она.
— Хочу еще немного побыть здесь, — Харон помолчал. — Здесь красивые рассветы.
— Это было бы хорошо, — она кивнула. — Увидеть что-нибудь красивое перед тем, как я пойду в Тенпенни-Тауэр.
— Просто согласись, что сегодня тебе в голову приходят не лучшие идеи, — глухо усмехнулся гуль.
— Ты же сам говорил, что надо всё разведать.
— Я не имел в виду разведку боем.
— Боя не будет, — Эмили помедлила, подбирая слова. — И ещё одной такой возможности — тоже. Ты же знаешь, какая я трусиха. А сейчас у меня, вроде как, есть и желание покончить с этой историей раз и навсегда, и две тысячи крышек. Видишь, как звёзды сошлись?