— Где-то в апреле восемьдесят восьмого года, когда наша группа наслаждалась бездельем на базе в Баграме, к нам в комнату вошел замполит вертолётного полка, недавно прибывшего с Союза на замену прежнему вертолётному полку. Он без всяких предисловий поставил на стол две полутора литровых фляжки с чистым спиртом и проговорил: «Мужики, выручайте!».
Оказывается, в Союз улетел не весь лётный состав вертолётного полка. Оставили несколько опытных инструкторов для оказания помощи вновь прибывшим. Поработав с недельку, Юра Смульский получил разрешение на убытие в Союз. Проводили его, соблюдая все традиции. Посадили в Ан-12, идущий с Баграма прямо на Ташкент. Самолёт уже вырулил на исполнительный старт, но вместо команды на разрешение взлёта поступила команда: сначала высадить Юрку с вещами (назвали его позывной), а потом уже взлетать. Командир экипажа, не поверив своим ушам, срулил с полосы. На УАЗике подъехал командир вертолётного полка. Всё подтвердилось….
Сутки Смульский жил у нас в комнате. Обогрели, успокоили его как смогли.
Юра отработал в небе Афгана ещё две недели и благополучно вернулся домой. Слава Богу, что хоть так получилось.
Меня по приезду в Афган удивила фраза, сказанная в адрес одного из моих однокашников кем-то из кабульских авианаводчиков: «Он на сохранении лежит». Сначала я ничего не понял, а потом узнал, что среди наводчиков и лётчиков существует негласное правило: в первую неделю и крайний месяц на «боевые» по возможности старались не посылать. В начале из-за недостатка опыта, а в конце из-за того, что перед заменой голова не тем, чем нужно занята. Народ заметил, что неприятности всякого рода именно в эти периоды происходят.
— Да, бывают моменты…. Не позавидуешь! — вздохнул Николай Соколовский, — а сам-то как проскочил эти периоды?
— О первом месяце долго рассказывать. Как-нибудь в другой раз….
— Видишь: живой, вполне здоров. Значит, проскочил, — перебил кто-то.
— А перед заменой мозги действительно не на своем месте находятся, — продолжил я, — Мне оставалось меньше месяца до замены, когда я решил съездить в Кабул за получкой и разнюхать свои перспективы. От жены получил письмо. Оно до меня на этот раз добралось очень быстро — всего три недели. «Полевая почта» с пятизначным номером — адрес относительно точный. Светлана сообщила, что звонила своим подругам в наш гарнизон (она с дочерью жила у наших родителей в Луганске) и от них узнала, что с нашего полка никто мне на замену не собирается. Это меня насторожило.
По приезду в штаб 40 армии быстренько получил деньги и по «хитрым» тропинкам поднялся на КП ВВС, что занимал часть печально известного Дворца Амина. Штабной народ ходил по серпантину дороги и по ступенькам, а мы как в горах — по еле заметным тропкам. Мин то здесь уж точно нет. Чего уж ноги сбивать?
На КП ВВС я встретил начальника нашего отдела кадров. Он отвёл меня в сторонку и, попросив на него не ссылаться, по-дружески показал телеграмму: «…4 ВА ВГК сообщает: достойных для замены старшего лейтенанта Гутян Ю.С. нет…».
«И что же мне теперь делать? — спросил я в недоумении. — Не буду же я до самого вывода тут торчать!»
«Не кипятись, чем могу — помогу (наш новый начальник отдела кадров уже второй раз в Афгане, причём первый раз честно работал авианаводчиком, пока его после тяжелого ранения не перевели на КП ВВС 40 армии) но предупреждаю: шанс до самого вывода заторчать тут есть очень большой».
«Но до этого ещё почти целый год!»
«Всё может быть, но повторяю: сделаю всё возможное. Пока одно посоветую: не паникуй и не вздумай писать рапорт на отпуск. Тогда точно застрянешь до вывода».
Моё состояние понять можно. «Ложиться на сохранение» было глупо. Я продолжал мотаться по заставам и вертолётным площадкам вдоль дроги от Кабула до Пули-Хумри, через перевал Саланг, выполняя приказания командира 108 мотострелковой дивизии.
После моей работы на «Магистрали» в качестве начальника ГБУ 345 отдельного гвардейского парашютно-десантного полка, как и предполагал его командир Валерий Александрович Востротин, генерал-майор Барынькин (командир 108 мсд) меня из поля своего зрения не выпускал. Я работал уже по его планам. Ходить в горы со 181 мотострелковым полком или с каким-либо другим меня уже почему-то не пускали, что огорчало изрядно, так как с офицерами штаба дивизии, учитывая моё «старлейское» звание, общаться неформально не всегда было удобно, хотя в ЦБУ (центре боевого управления) моё мнение значило много.
Встречаясь с полковыми офицерами, с которыми пройдены вместе не одни боевые, мне становилось немного грустно и обидно из-за того, что с ними хожу уже не я, а кто-то другой. Но немного успокаивало то, что из-за моих частых разъездов друзья меня все же не считали офицером штаба и относились соответственно, как к «своему»….