Гойя и Пикассо, Рембрандт и Бласко Ибаньес, да, пожалуй, почти все великие художники и писатели Испании «болели» в своем творчестве корридой, или тавромахией, говоря ученым языком. Они не воспринимали ее отдельно от общей культуры народа и его национального характера, от его вековых традиций, в которых всегда воспевалась храбрость — до безумия, гордость — до крайности, мужество и любовь к риску — до предназначения свыше. И хотя Федерико Гарсиа Лорка удивительно тонко заметил, что на арену для боя быков «каждый вечер является смерть, окруженная ослепительной краской», уверен, что не на ее пир стремятся десятки тысяч людей, а на искусство матадора, побеждающего смерть, на грандиозный спектакль, который зовется фиестой.
Знаменитый матадор Антонио Ченел утверждает, что коррида — это искусство. Корни ее — в древнеримских схватках гладиаторов со львами. «Наш спектакль, в котором нужно не спускать глаз с „партнера“, это чистейшей воды психологическая драма, требующая постоянной импровизации. Ты — лишь одно из действующих лиц, и исполнение твоей роли должно быть честным и без ошибок. С годами все глубже разбираешься в этом искусстве. Твой арсенал приемов и средств обогащается, и ты живешь в нем. Конечно, порою жаль, что все кончается трагически, но разве в реальной жизни не так? — Многие считают, что это чересчур жестокое зрелище, чуть ли не запланированное убийство… — Не согласен и готов доказать. Бык, как известно, способен легко расправиться и с тигром, и со львом — такие представления когда-то устраивали у нас арабы. Он сражается, чтобы победить и человека, постоянно бросаясь в атаку, и не думает, что его убьют. Знаю, что многие принимают сторону быка — за его манеру вести бой, за отчаянную смелость. И мне, признаюсь, не раз было жаль повергнутого соперника. Но ведь кто-то из двоих должен победить. А если он меня? Ведь и такое достаточно часто бывает. Где же в таком случае жестокость? Нет, коррида — это не убийство, а скорее — трагедия. Когда я встречаю устремленные на меня светлые или темные, но никогда не красные, как утверждают некоторые писатели, глаза быка, я не выдерживаю его концентрированного взгляда — он способен тебя загипнотизировать, а в такие мгновенья бык очень опасен. Поскорее отведи этот взгляд от себя или прикрой мулетой. Да я ему нашептываю тогда такие ласковые слова, сам не сознавая этого, какие, наверное, не говорил ни одной женщине. А вы говорите — запланированное убийство. Спектакль.»
С давних пор человек приучал сапсанов и кречетов для охоты. Древние китайцы предавались этой страсти с необычайным увлечением, а в начале нашей эры охота с ловчими птицами стала распространяться и в страны Западной Европы.
В XI веке киевский князь Олег создал соколиный двор, и с той поры на Руси интенсивно развивалась знаменитая соколиная охота — увлекательнейший вид спорта, требующий от его участников ловкости, сообразительности, огромной физической выносливости.
Изображение птиц — соколов и орлов — украшали гербы, знамена и памятники. Человеческая доблесть сравнивалась с доблестью птиц — «горный орел», «сокол ясный». Хищных птиц умело дрессировали, приспосабливая к охоте с участием человека. Такие охоты были страстью царей, князей, шахов и ханов, но были они доступны и простому кочевнику, приручившему сокола и орла.
Дельфин известен человеку с глубокой древности, однако до сих пор остается для нас во многих отношениях загадочным животным. Одна удивительная загадка дельфина — наличие у него способности к эхолокации — была раскрыта совсем недавно, всего лишь около 30 лет назад. Это открытие послужило толчком к более пристальному изучению дельфина.
Дельфин — властелин океана. Он обладает необыкновенным умом, силой, подвижностью, дружелюбием и к тому же быстро обучается выполнять любые задания. Можно ли желать для нас более подходящего помощника в освоении океана?!
Исторические и географические рамки использования боевых качеств животных очень широки и многообразны. Об этом и рассказывается в данной книге.
Часть I
Животные на войне
Глава 1
Танк древности
Почти до самого начала нашей эры и почти во всех крупнейших битвах древности участвовали слоны. Соответственно обученные, с металлическими щитами на лбах, с укрепленными на спинах башнями, в которых прятались стрелки из луков, предварительно разъяренные и напоенные алкоголем, всесокрушающей лавиной устремлялись они в бой. Боевой слон был своего рода живым танком древности. Управлял им один корнак. Он сидел на шее слона, прислонясь спиной к башне, и заостренной железной палкой с крюком у конца (ангом), гнал «танк» на прорыв вражеских фаланг или когорт. А на случай, если раненый и взбешенный слон выйдет из повиновения, что часто и бывало, корнак имел в запасе железный клин, который молотком вбивал в затылок слона, чтобы, умертвив его, избавить своих солдат от разрушительной ярости потерявшего управление «танка».