— Почему вода Тебя РАНИТ?
«Ранит? Какое неподходящее слово!» — от вопросов, однако, никуда не денешься. Она теперь знает достаточно, чтобы добиваться ответа. Ответа она может добиться и без него. Он вкратце объяснил ей, как связаны с водой песчаная форель и песчаный червь. Она выслушала его в молчании.
— Но влага, которую Ты мне дал…
— Она обезврежена и действие ее заторможено спайсом.
— Тогда почему же Ты рискнул выбраться сюда без тележки?
— Нельзя быть Свободным в Твердыне или на тележке.
Она кивнула.
Он увидел, как ее глаза опять горят огнем мятежа. Она не чувствовала себя виноватой или зависимой. Она больше не сможет избегать веры в его Золоту Тропу, но что это меняет? Его жестокость нельзя простить! Она может отвергнуть его, не допустить его в свою семью. Он не человек, совсем не то, что она. Теперь она знает, как его погубить! Окружить его водой, уничтожить его пустыню, сковать его в неподвижности внутри терзающих его рвов! Считает ли она, что отвернувшись, спрячет сейчас свои мысли?
«И что я могу поделать? — удивился он. — Она должна сейчас жить, в то время как я не имею права проявлять никакого насилия».
Теперь, когда он кое-что узнал о натуре Сионы, как легко было бы сдаться, слепо погрузившись в собственные мысли. Это было соблазнительно — искушение жить только внутри своих жизней-памятей, — но его ДЕТИ до сих пор продолжают требовать еще одного урока наличном примере, чтобы избежать последней угрозы для Золотой Тропы.
«Какое же болезненное решение!» — он испытал новое сочувствие к Бене Джессерит. Его затруднительное положение было сродни тому, что пережили они, когда столкнулись с фактом появления Муад Диба. «Конечная цель их Программы Выведения — мой отец и они не могли вместить его при этом».
«Еще раз вперед, в брешь, дорогие друзья», — подумал он и подавил кривую улыбку над своим собственным актерством.
Предоставляя поколению достаточно времени для развития, хищник способствует особым приспособленческим механизмам выживания в своей добыче, которые, замыкаясь, возвращаются к хищнику и способствуют изменениям в нем — ведущим к новым изменениям в его добыче — и так далее, и так далее, и так далее… Многие могущественные силы делают то же самое. Религию вы можете зачислить в такие силы.
Украденные дневники
Владыка повелел мне сообщить тебе, что твоя дочь жива.
Эту новость Найла сообщила Монео звенящим от счастья голосом в его рабочем кабинете, через стол глядя на его фигуру, сидящую посреди хаоса бумаг, заметок и средств связи.
Монео плотно сложил свои ладони и опустил взгляд на тень, удлиненную поздним солнцем, тянувшуюся по его столу и пересекавшую драгоценное пресс-папье в виде дерева.
Не взглянув на кряжистую фигуру Найлы, стоявшую перед ним в должном внимании, он спросил:
— Они оба вернулись в Твердыню?
— Да.
Монео невидящим взглядом поглядел в левое от себя окно, на кремнистую границу тьмы, нависающую над горизонтом Сарьера, на жадный ветер, склевывающий с верхушек дюн зернышки песка.
— А то дело, которое мы обсуждали раньше? — спросил он.
— Оно улажено.
— Очень хорошо, — махнул рукой, отпуская ее, но Найла осталась стоять перед ним. Удивленный Монео в первый раз поднял взгляд на ее лицо.
— Требуется, чтобы я лично присутствовала на этом… — она помялась, — …на этой свадьбе?
— Так распорядился Владыка Лито. Ты будешь там единственной, вооруженной лазерным пистолетом. Это честь.
Она продолжала стоять, как стояла, глаза неподвижно устремлены куда-то поверх головы Монео.
— Ну? — подсказывающе спросил он.
Огромная западающая челюсть Найлы конвульсивно задвигалась, зазвучали слова:
— Он Бог, а я смертная, — она повернулась на одном каблуке и вышла из покоев Монео.
Монео рассеянно подивился, что тревожит эту похожую на медведицу Рыбословшу, но мысли его влекло к Сионе, как стрелку компаса влечет к полюсу.
«Она выжила, как и я». Сиона обрела теперь такое же внутреннее чутье, говорящее о том, что Золотая Тропа остается непрерванной.
«Которое и есть у меня». Эта их общая сопричастность не будила в нем никаких особенных чувств, не заставляла ощущать себя ближе к дочери. Это — бремя, которое неизбежно согнет ее мятежную натуру. Ни один Атридес не сможет пойти против Золотой Тропы. Лито об этом позаботился!
Монео припомнил дни своего собственного бунтарства. Каждый день — спишь на новом месте, все время неотложная необходимость бегства. Паутина прошлого цеплялась и липла к его уму, как усердно он ни старался стряхнуть прочь докучные воспоминания.