А, ну да… призрак.
Лита провела меня в большой зал с камином. На одной из стен висело белое полотно, напротив стоял проектор. Пока моя смотрительница возилась с ним, я успел приподнять чехол на одном из кресел, увидеть, что оно белоснежное, и, чертыхнувшись, сесть на ковер. Как можно делать, а тем более покупать, такую мебель? Она ж от одного взгляда пачкается!
Ничего, если отель откроется, кресла уже на следующий день серыми станут. Но я к этому и когтя не приложу, мне надоело цапаться с людьми из-за пустяков. Теперь я буду выше этого! Да, я определенно мудрею.
Лита, завершив свою возню, села рядом со мной. Чисто из солидарности, кстати: она сняла мокрую шубку и могла бы занять кресло. Все, теперь она официально прощена за мелкие придирки.
— Смотри внимательно, — буркнула она, когда я полез обниматься. — И если у тебя язык повернется сказать, что это не призрак, я тебе что-нибудь оторву!
Заманчивая перспектива, нечего сказать.
Я решил отложить защиту свободы мнения до более подходящего случая и сосредоточил свое внимание на экране.
Сначала все стало черным, и я даже подумал, что что-то пошло не так и проектор не работает. Но потом в темноте стали проявляться блики, и я услышал голос, приглушенный помехами. Под водой человек говорить точно не смог бы, значит, микрофон был связан с его маской. В принципе, те, кто едет на край света ради дайвинга, могут позволить себе такое оборудование.
— Вот так… Эх, уже включилась…. Тут темновато, но, надеюсь, будет видно глубину! Тут потрясающая глубина… Сначала все будто зеленое и синее, а потом превращается в черное!
Глубину видно не было. То ли камера оказалась не лучшего качества, то ли оператор из него был никудышний… Хм, кажется, Лита упоминала, что о мертвых людях нельзя говорить плохо.
— Так, вот дно поснимали… А теперь будет самое чудо!
Камера резко дернулась, а потом на экране действительно появилось «самое чудо». Картинка была размытой, но все равно можно было увидеть удивительную игру цветов и света. Будто радуга вдруг ожила и начала извиваться. Я бы ни за что не догадался, что это такое, если бы невидимый оператор не пояснил:
— А такой тут лед! Прямо у меня над головой… Нам повезло, денек сегодня солнечный, поэтому так видно. Хорошо, что мне удалось снять это, но все равно, такое надо видеть! Кто этого не видел, тот не жил по-настоящему!
Спорное утверждение.
— Так, ребятки, мое время истекло, сейчас вылезать буду. Но покажу-ка я вам напоследок глубину! Еще раз, чтоб знали!
Он вновь перевел камеру вниз, и вот тогда появилось оно. Из темноты, которая на первых кадрах была сплошной, к человеку двигалось размытое пятно света. И двигалось довольно быстро! Можно было бы подумать, что это игра света, если б оператор не прошептал:
— Что это… что за шуточки?! Эй… это кто там?
Пятно продолжало подниматься. Чем ближе оно становилось, тем больше было сходства с человеком — на уровне формы тела, из-за яркого света можно было увидеть лишь силуэт. Очень странный… Обычно люди, чтобы подняться, да и в целом чтобы передвигаться в воде, резко дергают ногами, загребают руками, в общем, ведут себя, как мелкие рыбки. Но сияющий силуэт сам по себе был неподвижен, он словно парил в воде, увлекаемый вверх невидимым потоком.
Да и сам этот свет… Люди не светятся изнутри, а этот светился.
Я наделся, что смогу рассмотреть больше, когда оно подплывет ближе, но надежды мои не оправдались: камера неожиданно перестала работать. Запись кончилась.
— И что ты об этом думаешь? — ледяным голосом поинтересовалась Лита. — Что это было?
— Не знаю, — честно признался я. — Но не думаю, что призрак. Ты ведь сама говорила, что их не существует!
— Верно, — вынуждена была признать моя смотрительница. — Говорила… Но тогда что это?!
Действительно, что?
У меня еще не было ответа.
Может, Лита и была права, когда предлагала мне отложить проверку озера до завтра. Ай нет, сколько можно ждать? Я и так тут почти сутки торчу!
Ветер поднялся еще ночью, шел снег, но недолго, и утром небо было тяжелым. Буран должен был обрушиться, но почему-то медлил. Знал, небось, что моего терпения надолго не хватит!
Меня радовало, что на это задание мы отправились не вдвоем, а с Оскаром. Потому что… это место давило. В меньшей степени на меня, в большей — на Литу. Она пыталась не показывать этого, но от меня такое не скроешь. Она завесила все окна и старалась постоянно быть рядом со мной.
Я понимал, что ее беспокоит. Белизна снега и льда почему-то казалась агрессивной… Не знаю, почему, ведь в целом белый — довольно мирный цвет. Не представляю, как бы я оставлял ее одну — ну а о том, чтобы идти со мной к озеру, и речи не шло.