На следующий день ей предсказуемо вновь пришлось краснеть, хотя несколько верных ответов Русинова худо-бедно изрекла. Валентина Анатольевна долго смотрела на девушку взглядом, от которого кожу несчастной осыпало мурашками, потом опустила глаза в журнал и с нескрываемым чувством удовольствия нарисовала там размашистую двойку, пятую по счету. Горло Дианы сдавило спазмом, кровь отлила от лица, она заложила дрожащие от гнева руки за спину, заламывая пальцы, и прошипела, точно кошка:
– Это урок или экзекуция?
Валентина Анатольевна резким жестом отбросила ручку в сторону и грозно процедила:
– Тяжко извилины напрягать, Русинова? Привыкла, что все даром? Ничего, как привыкла, так и отвыкнешь. И забудь про свои липовые четверки, которая малевала тебе моя предшественница! Не начнешь учить мой предмет, выставлю двойку в четверти, так и знай! А теперь садись на место, бесстыжая.
Но Диана подошла к своему месту, только чтобы, схватив сумку, пулей выскочить вон.
Сначала она не знала, куда мчалась по коридору так стремительно, ослепшая от обидных соленых слез. Единственная мысль стучала в голове: в туалете она рыдать ни за что не станет. В конце концов, девушка оказалось около неприметной лестницы, ведущей к подсобке. Место было темное и нелюдимое, сунуться туда могли если только технички. Облокотившись о стену, Диана медленно сползла по ней и дала себе вволю расплакаться.
Счет времени был потерян, уши заложило от частых всхлипов, голова сделалась чугунной, опухшие веки саднило. Когда Русинову резко схватили подмышками и подняли на ноги, девушка беспомощно ахнула, не сразу поняв, кто так бесцеремонно ее побеспокоил. Она прищурилась, но перед расфокусированным взглядом прыгали только белые точки.
– Ушиблась? – раздался грубоватый голос.
– Н-Нет. Меня выгнали с урока, точнее, я сама ушла…сбежала, - за свою слабость перед незнакомым человеком было стыдно, но из горла девушки рвались и другие подробности своего несчастья. Она не привыкла справляться с трудностями сама, без поддержки. Любила, когда сочувствующие кружили над ней, утешали и приободряли.
– Понятно. А я подумал, ты навернулась на лестнице, здесь темно.
Теперь Русинова пришла в себя и смогла узнать подошедшего к ней. Это был новенький из класса ее сестры.
– Ты ведь Руслан? Знаешь, Соня моя…
– Роман, - довольно жестко перебил он. Рот Дианы невольно приоткрылся, в жизни парни не были с ней столь пренебрежительны.
– Ой, извини, - скулы непривычно порозовели.
Рома, явно потерявший интерес к происходящему, развернулся и зашагал прочь от нее. И вроде бы ровным счетом ничего не случилось. Подумаешь, бесчувственный чурбан, но внутри что-то заныло, а на душе сделалось еще горче. Диана снова села на ступеньки, протяжно хлюпнула носом, и щеки вмиг снова сделались мокрыми. В абсолютной тишине характерные звуки плача четко донеслись до ушей парня. Он вдруг остановился, повернул назад голову и с секунду подумав, двинулся обратно.
– Из какого ты класса?
– Из девятого, - Диана закусила губу, сдерживая очередной буйный поток слез.
– И что у тебя такого случилось? – Рома спрашивал с неохотой. Девушка вспыхнула, осознав, что это не чуткость в нем взыграла, а банальная отвратительная жалость.