Мозг отказывался соображать. Алена вновь попыталась лечь, так было легче, по крайней мере меньше тошнило, адская боль меньше била по вискам: «Будь что будет, он теперь все равно должен меня убить - я сорвала ему операцию, которую он давно и тщательно готовил. Бомбу, которая не сработала, они уничтожат в обязательном порядке. Но почему, почему это случилось именно со мной. Я так любила его».
Она не понимала, как могла пойти на такое - спокойно жить в лагере и готовиться в смертницы.
Алена вновь застонала от боли. У нее не осталось души, только сплошная невыносимая боль. Думать не было сил, она провалилась в тяжелое забытье. Сколько прошло времени, Алена не знала, сквозь какую-то щель под потолком в подвал сочился мутный серый свет, вскоре и он исчез. Она лежала на полу, пахло сыростью. Следующий раз она очнулась от жажды, губы и язык пересохли, в горле пылал пожар. Казалось, что язык весь наждачная бумага.
«Язык мой прильпе гортани моему, - пронеслось в воспаленном мозгу. - Откуда это? Из Псалтири».
Голова наполнилась свинцом. Обрывки неясных мыслей носились вокруг, кажется, начинался бред. Мутный свет опять появился, значит, прошло больше суток. Но какое теперь это имеет значение... Руки и ноги давно окоченели и потеряли чувствительность. Холод проникал до самых костей. Алена вспомнила метель, вначале неясно: ей казалось, что она проваливается в сон или забытье, все кружится, она слышит звуки ветра, все гудит - и холод, холод...
«Метель, снег», - думала она, превозмогая головную боль. «Почему метель?» - Алена попыталась что-то мучительно вспомнить.
Это была ее последняя встреча с Андреем.
Январь 1996 года. Метель началась еще с ночи. Все кружилось и летело в бешеном вихре, в безумном танце снегопада. Дороги в Москве занесло, движение почти прекратилось. Машины буксовали и еле-еле двигались по заваленным рыжими сугробами улицам. В Москве на дорогах снег всегда сначала становится рыжим, а затем черным.
Автобусы на Сергиев Посад отменили. Алене пришлось сесть на электричку, которая ползла с черепашьей скоростью и останавливалась у каждого столба. За замерзшим окном была непроглядная белая мгла. Казалось, это никогда не кончится, но ей очень надо было доехать и увидеть Андрея. Раньше, в детстве, Алена любила такую погоду за романтику и возможность одной побродить по занесенным улицам. Теперь, глядя в заиндевелое окно пригородного поезда, она ненавидела этот снег, эти занесенные леса и поселки. Вагон был почти не топлен, ноги замерзли и потеряли чувствительность. Ей надо было как можно скорее попасть к нему, а снег и метель словно не пускали туда, замели дороги, заставив мерзнуть в нетопленом, еле ползущем поезде.
Сергиев Посад был словно погружен с головой в снежное кружащееся марево. Ноги увязали и скользили, прохожие кутались в пальто и шубы и медленно брели мимо сугробов. Ветер не давал дышать, норовил пролезть под одежду и пройтись где-нибудь между лопаток.
Алена еле добрела до семинарской проходной. Вошла в теплое влажное помещение, стряхнув с себя целый сугроб, тревожно огляделась. Здесь было тепло и тихо, пахло чем-то школьным. Сидящий на вахте прыщавый и немного взлохмаченный паренек в засаленном кителе был погружен в изучение какого-то непомерно толстого фолианта с библиотечными цифрами на затертой обложке. Парень был так увлечен, что не сразу понял, что от него требуется.
- Ах да, сейчас вызовем, какой класс, четвертый? Фамилию повторите.
Алена сползла по ступенькам в комнату ожидания, перевела дыхание, еще раз стряхнула с себя уже подтаявший снег и уселась на одном из скрипучих кресел с красной драповой обивкой. Время тянулось медленно, словно пытаясь усилить ее, Аленино, волнение. Очень хотелось горячего крепкого чая, непременно с лимоном.
Наконец в дверном проеме появился он, запыхавшийся от быстрого бега. Он был очень красив. Всегда, глядя на него, Алена думала, что в такого красивого парня должны влюбляться все подряд. Ей иногда даже было не по себе: ее удивляло, что Андрей любит именно ее. Пожалуй, у такого, как он, невеста должна быть сказочной красоты.
- Аленка, как я рад! - бросился он ей навстречу. - Подожди, я только куртку возьму. Пройдемся, погуляем, там метель, кажется, я еще не выходил, я так люблю метель...
- Не надо на улицу, я ужасно замерзла, и там жуткий ветер и холод, - оборвала Алена его тираду.
- Ну тогда идем в столовую пить чай и согреваться.
В семинарской трапезной только что закончился обед. Пахло постными щами, кислой капустой и гречневой кашей. Несколько припозднившихся семинаристов доедали свой обед. Девушки в белых халатах собирали грязную посуду в специальные тележки на колесах.
Андрей выбрал стол почище, усадил Алену и стремительно умчался за чаем. Алена брезгливо посмотрела на липкую клеенку в розовый цветочек, обильно посыпанную хлебными крошками. Через несколько минут вернулся разрумянившийся Андрей и водрузил на стол два граненых стакана и большой алюминиевый чайник.
- Это все нам? - глядя на огромный пузатый чайник, попыталась пошутить Алена, выдавив из себя кривую улыбку.
- И только нам, двоим, а к чаю сахар, - весело ответил сияющий Андрей, двигая тарелку с насыпанным в ней сахарным песком.
Они молча пили противный теплый чай, похожий по вкусу на заваренный веник. Андрей преданно смотрел на Алену. Он всегда смотрел на нее преданно и с нежностью. Три года он одаривал ее какой-то детской преданностью и нежностью, словно ребенок, который хочет приласкаться к своей строгой и скупой на ласку матери. Он подолгу мог так на нее смотреть - немного застенчиво и смущенно.
Его взгляд Алену будоражил, она знала, что этот чистый юноша никогда и ни с кем не целовался, и ей нравились эта чистота и природная, простая и естественная для него целомудренность, легкий румянец смущения на нежных щеках и преданный взгляд. Ей нравилось думать об этом и о его верности. Но она так ни разу и не позволила ему поцеловать ее, хотя знала, как сильно он этого хотел. Ее забавляло, как неловко он пытался это сделать, когда они гуляли по бесконечным кривым улочкам Посада, как пытался обнять ее за плечи и приблизить к себе.
Сейчас его взгляд раздражал Алену, она не знала, с чего начать разговор и чем все может кончиться.
- Андрей, я уезжаю, - запинаясь, произнесла Алена, - уезжаю в Англию.
Она опустила глаза, боясь увидеть его реакцию, пальцы нервно теребили край клеенки.
- Так это здорово, Англия такая замечательная страна, там много всего...
- Андрюш, ты не понял, - резко перебила его Алена, - я уезжаю не на экскурсию, я еду на языковую стажировку на шесть месяцев. Мне предложили очень хорошую работу в турфирме, но там нужен свободный английский, а моей школьно-институтской подготовки для этого абсолютно не достаточно.
Алена решилась взглянуть на него.
Андрей резко изменился в лице, преданный взгляд наполнился тревогой на грани отчаяния, губы мелко задрожали, он схватился за воротник кителя, стал нервно его поправлять, затем расстегнул верхнюю пуговицу, словно ему было душно. Алене показалось, что ему плохо и сейчас он расплачется, как ребенок. Он действительно готов был расплакаться, но быстро взял себя в руки.
- Но меня ждет владыка, он хочет, чтобы рукоположение состоялось не позднее мая месяца.
-Андрей, ты говоришь о рукоположении, будто я давно дала тебе согласие, но между нами пока ничего не решено.
- Значит, ты мне отказываешь... - почти утвердительно произнес Андрей.
- Нет и нет, я просто еще не дала тебе ответ, это очень серьезный шаг, на всю жизнь, и ты это сам прекрасно понимаешь. Разве можно торопиться из-за рукоположения, принимая подобное решение.
- О какой спешке ты говоришь? Мы встречаемся уже три года, и ты никак не можешь решить. Мы же не три месяца с тобой знакомы, а три, подчеркиваю, три года, - уже с твердостью в голосе сказал Андрей. - Ты вообще любишь меня?
Алене показалось, что Андрей слишком громко заговорил, так что проходившая мимо девушка с тележкой грязной посуды обернулась и странно посмотрела на них. Алена подождала, пока девушка удалится на приличное расстояние, и быстро заговорила шепотом.