Когда привидение показывается кому-то, нельзя понять, какое злодейство у него на уме. Не стоит смешивать запутанное волшебство садков с незримыми мирами, где обитают мертвецы, и отнюдь не в одиночестве. Пантеоны богов и властителей, запертых в клетках храмов, рождающихся и умирающих, словно цветы при смене эпох — принадлежат совсем иной вселенной, нежели бессловесные первобытные силы, что таятся в диких и всеми забытых местах.
Представшая пред ним призрачная фигура лишь смутно походила на человека. Почти бесформенная, очертания расплывчаты, в середине темная масса, а в ней какие-то рваные полосы бурлят и переливаются, будто оказавшись в плену. Тусклая как небо, как озера и лужи.
Он ожидал, что призрак что-то скажет, и удивлялся, почему не тревожится конь. Но мгновения текли, и разум его потянулся к прошлым боям — особенно к последнему — гадая, не пропустил ли он что-то? Например, свою смерть. Знают ли мертвецы, что умерли? Может, он убежал от воспоминания, полного ужаса и горечи? Что было? Дикий ожог от пронзившего грудь копейного наконечника? Мучительная боль ранения в живот, перерезанное горло, брызгающая из бедра кровь?
— Так, значит? Я помер?
Левое ухо коня дрогнуло, ожидая новых слов.
Призрак дал неожиданный ответ. Рванулся к нему, мрак заполнил зрение, хаотическое мельтешение чего-то бурлило вокруг, его словно обняли и встряхнули, окатили волной. Он видел, как призрак проносится сквозь его тело. Пропав.
Он озирался, моргая. Ничего, лишь тусклый бесцветный мир, холодное утро ранней весны, тихий звон текущей воды и еле слышный шепоток ветра. Взгляд упал на дорогу, туда, откуда поднялось привидение; глаза нашли один булыжник, грязный, но чем-то отличный от остальных.
— Дерьмо. — Он спешился, чуть пошатнувшись, еще переживая то касание; присел, протирая камень, отгоняя ручейки мутной талой воды. Обнаружив вырезанное лицо. Круглые пустые глаза, бороздки, изображающие нос и треугольник опущенных губ.
— Драный Генабакис, — буркнул он. — Драная Переправа. Да в пропасть всех давно померших, всех духов, богов, призраков и прочих, драть их всех. — Он встал, возвратился к спокойно ожидавшему коню. И застыл, вспоминая экстаз того соединения. — Но знай, кто бы ты ни был: если ты отодрал меня, я проклятуще доволен.
К северу от форта лежало старое кладбище, странная смесь подобных ульям склепов и курганов с утонувшими, перекошенными платформами для погребальных урн, намеки на давно забытые обычаи столь же давно забытых племен. Когда Третья малазанская армия строила форт во времена завоевания, кладбище по приказу военных инженеров пересекли траншеями и раскопами, некоторые плиты пошли на строительство фундаментов стен, тогда деревянных, а сейчас замененных на каменные. Вырытые кости бросили на месте, в высокой траве вокруг траншей; иные виднелись и сейчас, расколотые и отбеленные, среди узловатых сухих стеблей.
Грязная была работенка, но нужда — суровая хозяйка. К тому же проклятое кладбище лежало в середине пустоты, за лиги от ближайшего городка, вокруг лишь горстка деревень и хуторов. И местные не жаловались, все как один утверждая, что кладбище не их рода.
Южную сторону форта отмечало новое кладбище, с небольшими прямоугольными криптами в генабарийском стиле и одним длинным курганом, набитым гнилыми костями нескольких сотен малазанских пехотинцев. На вершине уже выросла рощица. Кладбище подходило к стене, дальше были ворота, за ними на месте имперского поста появился город.
Земля за восточной стеной была выделена для муштры, строительство запрещено, лишь овцы паслись там, поддерживая траву в опрятном состоянии.
Форт стоял в сотне шагов от реки Кулверн. В прошедшие декады разливы становились все яростнее, и берег подошел на тридцать шагов к западной стене. В этом узком проходе и расположился лагерь Второй роты Четырнадцатого легиона.
Сержант ушел подальше от ревущей реки, как делал каждое утро, ведь он ненавидел этот звук. Оставив форт справа, вошел на заросшее, заброшенное кладбище, вспоминая первый раз, когда он его увидел.
Им пустили немало крови в неожиданной стычке с Багряной Гвардией, новости с юга сделали название Черный Пес настоящим ругательством. Проблемой стало и то, что Сжигателей Мостов разделили: две роты послали на помощь Второй армии, на северо-восток, остальные ушли к Мотту.
Сержант сел на неровно лежащую каменную платформу, взирая на прочные стены форта. Он помнил, когда там были лишь бревна и щебень. Помнил, как болела спина после попеременного махания киркой и лопатой, пока его команда делала насыпь, а другая сводила ближайший лес, спеша воздвигнуть первые стены.