Вот, о чем размышлял я тем сереньким мартовским утром, нащупывая ступнями растоптанные тапки у дивана. Следующей моей мыслью было: а вдруг эта псина, что проникла ко мне под покровом ночи и теперь беспардонно разлеглась поверх моего одеяла, и есть то самое новое подношение, на которое я, как и все прочие мелочные и тщеславные человечки, втайне рассчитывал? В таком случае, оно сколь оригинальное, столь и обременительное. Как мне им распорядиться, прикажете? Выбросить – рука не налегает, но что делать, если и все прочие подарки судьбы, предназначенные мне, будут того же порядка?
Я все еще был на одной ноге, к тому же левой, в то время как правая продолжала шарить по полу в поисках куда-то задевавшегося тапка, когда в кармане моих висящих на стуле штанов заголосил мобильник. Примерившись, я принял позу малороссийского колодезного журавля и со старческим кряхтением дотянулся до телефона. В трубке тут же возник высокий ворчливый голос, который я узнал бы из тысячи. Звонила моя давнишняя мучительница из «Расслабься» – шеф-редактор Наталья Кокорина, дама позднего бальзаковского возраста. Именно она, с тех пор, как я подвизался в этом глянцевом журнальчике, успела стать моим ночным кошмаром номер два, сразу после Гандзи.
И это притом что и с ней у нас все начиналось достаточно благостно, и мои надерганные частично из книжек, частично из Интернета исторические эссе, предназначенные все для тех же «озабоченных домохозяек», коими я упрекал Серегу, она принимала едва ли не на ура. Ее заботами мои незамысловатые слеплепленные на скорую руку творения выходили в каждом номере «Расслабься» и приносили мне небольшой, но стабильный доход, помимо изредка выпадавшего мне процента от рекламы и постоянно задерживаемой Славкой квартплаты. Однако в один скорее ужасный, нежели прекрасный, день Наталью будто бы подменили. С каким-то почти патологическим рвением она принялась выискивать «блох» в моих, впрочем, не самых безупречных, текстах, постоянно тыкая меня носом в выявленные огрехи, как проштрафившегося щенка в собственную лужу. Я морщился, фыркал, терпел, а потом пожаловался Сереге.
Этот многомудрый посоветовал мне сводить Наталью в кабак. Я, хоть жаба меня и душила, скрепя сердце пригласил ее в кафе неподалеку от редакции, где, собственно, и выяснилось, что Натальины планы в отношении меня простираются куда как дальше. Я вновь призвал на помощь Серегу, который, выслушав мой жалобный рассказ про то, как Наталья хватала меня под столом за коленки, рубанул сплеча:
– Да трахни ты ее – и все дела! Что тебе жалко?
Легко сказать – трахни! А если это тот редкий случай, когда не хочется? Хотя, справедливости ради, нужно признать, пару раз я все же примеривался. Приходил в редакцию под вечер, чтобы проводить Наталью до дома, ну, и так далее, но буквально в последний момент что-то меня останавливало. А, может, и кто-то. Есть там, в журнале, цыпочка лет тридцати. Впрочем, цыпочка – это не про нее, но, это не важно, важно то, что она меня здорово цепляет.
Я, дай бог, обменялся с ней несколькими, ничего не значащими фразами, но понял, что она похожа на лаковую шкатулку, ключ от которой, как в сказке про Кощея, спрятан в утку, утка – в зайца, заяц – в еще какого-то зверя, не суть. Главное, что для того, чтобы открыть заветную шкатулку, я должен был их добыть и освежевать, всех поочередно. А потому, как ни велик был соблазн, я прикинул свои шансы и, в конце концов, махнул рукой, решив, что слишком стар и ленив для подобных подвигов. Ведь, даже когда я суетился и предпринимал какие-то действия, душа моя продолжала валяться на диване в дырявых носках.
В общем, как бы там ни было, а Наталью до дому я так и не проводил, за что и получал по сей день по полной программе. Раз от раза она становилась все изощренней, придиралась буквально к каждому слову, разбивая мою писанину в пух и прах. Последнюю из своих статеек я переписывал трижды, и все равно Наталья осталась недовольна, громогласно заявив, что следующей моей публикации она не гарантирует.
Сегодня она домогалась меня по тому же поводу, сходу резанув по нервам своим истерическим визгом:
– Сапрыкин, сколько можно вас ждать? Мы номер сдаем, а ваш материал в отвратительном состоянии! Вы что, предлагаете мне его переписывать? Нет, уж, увольте, я за это ни копейки не получаю!