Я послушно набирался, до следующего раза, когда Григорий внезапно исчезал, чтобы столь же внезапно всплыть на гребне новой реорганизации, правда, уже значительно менее сладкоречивым. В конце концов, мы, как и следовало ожидать, вдребезги разругались, я отвел душу, покрыв его отборным матом, он ответил мне взаимностью. И только после этого я удосужился прочитать подписанный мной договор, из которого с немалым удивлением узнал, что запродал свой роман со всеми потрохами аж на целых пять лет. Причем, совершенно непонятно, для каких целей. Ибо издательство в полной мере гарантировало мне лишь выплату гонорара, а вовсе не то, что роман мой однажды выйдет в свет, вследствие чего я, как водится, в одночасье проснусь знаменитым.
А теперь представьте, каково мне было это осознать по прошествии половины прописанного в договоре срока, когда деньги за роман были давным-давно пропиты. За роман, с которым, так получалось, Григорий мог делать все, что ему заблагорассудится, хоть селедку в него заворачивать, только не печатать!
Обнаружив такую подлость, я, конечно же, первым делом напился до чертиков, потом, кое-как протрезвев, попытался навести справки насчет того, что нормальные люди предпринимают в подобных ситуациях. Оказалось, что нормальные люди в них просто не попадают. Само собой, я впал в депрессию, плавно перетекшую в длительный запой, в процессе которого я, по дошедшим до меня впоследствии сведениям, натворил приличное количество более или менее идиотских поступков. Кстати, в их числе было и едва не закончившееся пожаром ритуальное сожжение злополучной рукописи. Вернее, ее последнего распечатанного на принтере экземпляра, поскольку от электронной версии я избавился еще раньше, во время предыдущей попойки.
Так я уподобился Гоголю. Или Булгаковскому Мастеру, если вам будет угодно. С той разницей, что моя рукопись сгорела, как миленькая. А вместе с нею едва ли не вся моя квартира, чудом уцелевшая, благодаря беспримерной самоотверженности Гандзи, вылетевшей из ванной с ведром воды…
О, Гандзя, Гандзя, вижу ее, как живую. Босую, с распирающими джинсы крепкими бедрами, с вязким взглядом карих малороссийских очей, в которых с подкупающей ясностью читалось: «Девушка я скромная и работящая, но все имеет свою цену». Увы, но сейчас ее прелести и стати так бесконечно далеки от нас со Славкой, что даже слеза прошибает. Потому что теперь их созерцает какой-то английский хмырь с бородавкой на носу. По той простой причине, что его финансовые возможности в космическое количество раз превосходят наши со Славкой вместе взятые.
Впрочем, это сегодня мы можем себе позволить грустить о ней, а ведь еще совсем недавно мы были близки к тому, чтобы вскладчину нанять для нее киллера. Единственное, что ее спасло, – наше вечное безденежье. Однако хватит, хватит о Гандзе, настанет черед я посвящу ей отдельную, исполненную лиризма, главу своего повествования, а пока вернемся в слякотный мартовский день.
Итак, если кто позабыл, напоминаю мизансцену. Я валяюсь на диване, сбоку на краешке стула сидит незнакомец и держит в руках рукопись романа, который я насочинял в далекие теперь уже времена в припадке черной меланхолии.
– … дело в том, что, не знаю, в курсе ли вы, но издательство «Канва» пережило несколько реорганизаций и, в конце концов, скажем так, влилось в наше. Может, слышали, «Дор» называется? Таким образом, к нам же перешли все его издательские права. В том числе и на ваш роман, – донеслось до меня словно сквозь толщу лет, прошедших с тех пор, как меня охватил нездоровый писательский зуд.
– А-а, – кивнул я, – теперь понятно. – На самом же деле, я ничегошеньки не понимал. Ну, допустим, у него моя рукопись. И что с того? Я давно поставил на ней крест. Тогда чего ему от меня надо? Уж не собирается ли он истребовать назад выплаченный мне гонорар? Черт, а вдруг такое возможно, ведь договор на издание романа я так и не удосужился прочитать до конца. Хуже того, я и сейчас не могу это сделать, потому что он сгорел вместе с рукописью в том погребальном костре, который в последний момент залила из ведра Гандзя…
– Так вот, – издатель с повадками менеджера по стиральным машинкам снова выдержал многозначительную паузу, – мы бы хотели ваш роман опубликовать.
– Чи-во? – на несколько мгновений у меня перехватило дыхание.
– Ну да, – подтвердил он, не моргнув глазом, – и в этой связи заключить с вами новый договор.
Наверное, мне нужно было как-то обозначить свое отношение к тому, что я услышал, но я не знал, как именно, поэтому ляпнул первое, что пришло в голову: