Но что случается, когда к вам приходит человек, потерявший способность верить? Человек, отвращающий свой взгляд от Господа, отрицающий всякое религиозное побуждение, и на вопрос: «Верите ли вы, что Бог может вас исцелить?» – дает отрицательный ответ?
В настоящий момент у меня на лечении находится юноша, перенесший психический приступ, в котором вылился весь его накопившийся гнев на отца. Его первым предложением после того, как мы поздоровались, было: «С молитвой и с церковью я не имею ничего общего; и все же во мне есть доброе семя». С тех пор, как он себя помнит, отец всегда отвергал его. Он никогда не брал его на руки, никогда не хвалил. Раньше мой пациент был убежденным министрантом (ребенок – помощник священника у католиков – перев.), теперь же это человек глубоко разочарованный и озлобленный. В его сновидениях большое место занимают животные и падение на большую глубину. Страхи и агрессивность идут рука об руку. Нужно отметить, что с 15 лет, когда он был свидетелем того, как отец избивал мать, он перепробовал самые разные виды борьбы. Но молиться – это для него проявление слабости. Его Бог очень похож на родителей: смесь беспомощности и угрозы.
Моя задача, прежде всего, – понять его и довести до того, чтобы он излил свою беспомощную злобу на отца. Этот отец – человек, сам подвергавшийся в свое время мучениям и обидам, не познавший любви, не смог ее проявить. Оба родителя моего пациента – прихожане католической церкви; впрочем, как нетрудно заметить, они посещают ее лишь формально. Ибо принадлежность к подлинному христианству не начинается с посещения церкви, а ведет туда. И так как мой молодой пациент не познал освобождающего воздействия религии, на меня ложится обязанность предъявить Богу его запросы, уповая на излечение его ран. Прикосновения он не переносит. Он потерял свою подругу, так как боялся ее объятий и каждый раз пытался ее бережно оттолкнуть. Я хочу заставить его понять, что он может излечиться лишь осознав свои страхи, и – как он научился бороться физически, он должен научиться бороться духовно. Но я еще не знаю, как все это ему разъяснить. Тут необходимо большое терпение и полное доверие к Богу. Пока я посоветовал ему не отказываться от прописанных ему врачом лекарств, так как они поддерживают мою терапию.
Когда Иисус исцелял, он исцелял полностью. Вместе с прощением грехов и поощрением самоприятия (внутреннее исцеление) исчезали и телесные симптомы (внешнее исцеление). Так, парализованному сперва простили его грехи, и только после этого он был исцелен от своего недуга (Матф. 9:2-6). Часто за исцелением следуют предупреждения: «Иди и не греши более» или приказы: «… не заходи в селение и не рассказывай никому…» (Марк 8:26) или же напротив: «Пойдите, покажитесь священникам» (Лука 17:14), а после исцеления прокаженных прикосновением к ним на виду у всего народа, их принимают опять в человеческое общество: «… смотри, никому не сказывай, но пойди, покажи себя священнику и принеси дар, какой повелел Моисей, во свидетельство им» (Матф. 8:4). Мы же стесняемся конкретных советов, относящихся к религиозной или этической области, считая, что это относится к интимной сфере пациента. Но ведь как раз эта интимная сфера и нарушена у многих из них, а врачи и психиатры не делают ее предметом своих бесед, боясь проникнуть в область компетенции священника. Дорога же к священнику для многих просто немыслима, в силу ли потери доверия или простого стыда открыть другому свою религиозную ущербность и человеческие заблуждения. Многие из больных справедливо предчувствуют, что такое признание будет иметь в их жизни важные последствия, но еще не готовы к нему. И предпочитают быструю симптоматическую терапию, которая их ни к чему не обязывает.
Действенной же может быть психотерапевтическая беседа и внутреннее исцеление может произойти только тогда, когда есть желание к исправлению и прощению. Это и было главной целью Христа. Его исцеления и чудеса – это видимая часть работы, так сказать, подкрепляющая его авторитет. Для Него всегда важно исправить сам образ мысли человека, ориентируя его на совсем другую психологию – на практику прощения и молитвы.
Прежде всего, Господь хочет примирения
Тот факт, что большинство психологов не имеют мужества «сопоставлять результаты психоанализа с данными философской или даже богословской антропологии» (Альберт Геррес) – может послужить – объяснением того, что такие понятия, как сознание, добродетель, вера и неверие, прощение и покаяние, просто исчезли из их словаря.
Одна женщина обратилась ко мне по поводу депрессии. Вот уже двадцать лет она страдает бессонницей, страхом проклятия и автоагрессивностью. Она знает, что эти симптомы появились после двух абортов, которые она сделала по настоянию своего мужа. Она не хотела потерять его. Теперь же у нее нет ни мужа, ни детей: муж бросил ее, не желая терпеть ее депрессивные состояния.
Эта женщина на протяжении двух месяцев ходила на психотерапевтические беседы и находилась под наблюдением невропатолога. Оба врача строго придерживались своих традиционных методов, и ни один не дошел до сути проблемы. Если верить словам пациентки, то такие темы, как вина и примирение, даже не затрагивались – не только ими, но и ею самой. И лишь врач-христианин впервые обратил на это ее внимание.
Эта история показывает, насколько невротическое поведение пациентки было обусловлено ее внутренним разладом с самой собой.
На чувство вины она реагировала тем, что ночью, во сне, расчесывала себя до ран. Помимо этого, она, как правило, спотыкалась или падала, приближаясь к детским магазинам, в которых продавались вещи для новорожденных и игрушки. Так она пыталась, через самонаказание, вернуть себе право на жизнь. Но до примирения с собой и самоприятия она была еще очень далека.
Другой пример: одна женщина пожаловалась мне на исключительную чувствительность своего мужа: на малейшее критическое замечание или отказ в каком-либо желании он впадает в депрессивное состояние. Спектр его поведения простирается от простой обиды до появления телесных недомоганий. Он явно никогда не учился, как справляться с фрустрацией. Если же все происходит в соответствии с его желаниями, он самый счастливый человек на свете.
В данном случае перед нами – нарцисстический характер, который видит только свои интересы и не в состоянии поставить себя на место других людей. Что его самовлюбленность основывается на самонеприятии (самоотвержении) на первый взгляд кажется бессмысленным, на самом же деле глубоко логично. Человек, отвергающий себя или часть своего я, постоянно ищет утверждения этого я. Кто себя не может терпеть, будет терпеть от этого. И по этой причине он хочет получить все, так как не удовлетворен собой.
Оба эти человека – женщина, сделавшая аборты, и мужчина, страдающий из-за самого себя, – люди, не нашедшие примирения – ни с собой, ни с Богом, ни с близкими. К примирению нужно стремиться во всем: я должен примириться с самим собой, которого я не считаю достойным любви; с ближним, который меня обидел; с Богом, который причинил мне эти мучения. Наиболее трудным из всего этого кажется самоприятие – возможность простить самому себе.
Внутреннее исцеление возможно лишь тогда, когда человек понимает, что он достоин любви, что у него есть достоинства и способности, полученные от Бога, которые дают ему право на любовь и прощение. В ходе лечения я требую от пациентов, чтобы они открыли мне свои хорошие, дурные и болезненные воспоминания. Необходимо еще раз актуализировать в нашем воображении – в образах и картинах – не переработанные, причинившие нам некогда боль события. Следуют попытки разъяснить скрывающиеся за ними причины или неудовлетворенные потребности. «Почему я так поступил? Почему этот человек меня унизил? Как прореагировал бы на моем месте Иисус?» Постепенно, шаг за шагом, мы предъявляем Богу все эти биографические или, лучше сказать, психобиографические элементы, постоянно сопровождая это благодарностью за то, что Бог нам простил, и мы можем теперь вручить ему все свои обиды.