Одним из этих «кое-что» была силовая система, вживленная в его тело. Она позволяла ему двигаться, не тратя при этом своей собственной энергии (хотя он ни разу не спускался ни на какую планету, потому что его сверхмаломощные движения были бы тут же парализованы силой тяготения, превратив его в живую статую, наиболее подходящим названием для которой стало бы «Коллапс»). Система эта, питая мозг, одновременно стимулировала его, давая возможность высшим мыслительным процессам идти непрерывно.
Поэтому доктор Пелс был намертво прикован к космосу и обречен на непрерывный процесс мышления. Доктор Пелс — изгнанник из мира живых, странник, человек, постоянно ищущий и постоянно ждущий… по нормальным стандартам — ходячий мертвец.
Другая причина, поддерживавшая его на ходу, была не столь материальна, как миниатюрная система жизнеобеспечения. Тело его было заморожено за несколько секунд до наступления клинической смерти, а через неделю после этого прочитано завещание. Так как человек замороженный «еще не достиг статуса человека мертвого» (Герме против Гермса, 18, 777С, N187-3424), он может «распоряжаться своим имуществом путем предыдущего проявления намерений, то есть точно таким же образом, как и человек спящий» (Найс и др. против Найса, 794С, N14-187-B). Согласно этому, несмотря на бурные протесты нескольких поколений родственников, все состояние доктора Пелса было обращено в наличные, а наличные потрачены на покупку корабля галактического радиуса действия с полной медицинской лабораторией и на то, чтобы перевести самого доктора Пелса из неодушевленно-замороженного состояния в состояние ледяной неподвижности. Вместо того чтобы в не нарушаемом сновидениями сне ждать проблематического открытия-которое-спасет-его-и-вернет-здоровье, доктор Пелс решил, что он ничего не имеет против бесконечного пребывания в состоянии, на десять секунд отстоящем от клинической смерти, если только это не помешает ему продолжать свои исследования.
— Подумайте только, — сказал он однажды, — о всех тех людях, которые пребывают сейчас в десяти секундах от смерти, и не знают этого. Я искренне желаю им испытать в этот момент как раз то, что они любят больше всего.
Доктор Пелс больше всего любил патологию, причем самого экзотического сорта. Иногда он гонялся за новой болезнью буквально по всей Галактике. Десятилетиями публиковал он блестящие статьи, открывал потрясающие лекарства, писал учебники, читал лекции студентам из своей орбитальной лаборатории, рассматривался в качестве главного претендента на Медицинскую Премию всеми галактическими академиями (по слухам, каждая из них называла его лауреатом только из боязни, что это сделает другая). Он имел неограниченный доступ к банкам медицинской памяти на любой цивилизованной планете, к которой приближался. Любая другая информация, за редчайшим исключением, также была к его услугам.
Паря над лабораторными столами — изможденный, безволосый, бледный, как высохшая кость, шести с половиной футов ростом, с тонкими пальцами, регулирующими пламя горелки или сжимающими вакуум-сферу, доктор Пелс казался идеально подходящим для выполнения своей главной миссии — изучения многокрасочных форм смерти. Стоит еще сказать, что хотя он и в самом деле не мог испытывать ни наслаждений, ни страданий плоти, но еще одно удовольствие было доступно ему кроме работы. Чем бы он ни занимался, везде его сопровождала музыка. Легкая музыка, классическая — она звучала вокруг него постоянно. Онемевшее тело ощущало мелодию, слушал ли он или игнорировал ее. Не исключено, что некоторым образом музыка заменяла ему и биение сердца, и дыхание, и все другие едва слышимые шумы человеческого тела, воспринимаемые людьми как нечто изначально данное… Какова бы ни была причина, вот уже много лет он не существовал без музыки.
Окруженный музыкой, со сложенными руками, он ждал. Посмотрел он и на Лавону, повисшую над ним в своей темно-коричневой прелести, тигрицу в ночи. Потом он обратил разум к другим делам.
Вот уже два десятка лет боролся он с одной особенной болезнью. Осознав, что в данный момент времени он, находится там же, где и начал, Пелс решил изменить угол атаки: найти того единственного человека, который выжил, и выяснить, почему он выжил.
Задумав это, он направил корабль в центр Объединенных Лиг на вращающиеся вокруг звезды Квале миры Солон, Элизабет и Линкольн — миры искусственные, проектированные самим Сандо.