— О’кей. Я не буду кусаться. Что это ты вырезал для меня?
— Кое-какие мелочи.
Я торжественно передал ей деревянную сороку, которую только что выстругал. Я чувствовал себя несколько пристыженным, но решил действовать до конца. Я всегда действую до конца: рот в косой усмешке, уши торчком.
Миллионерша не улыбнулась и не нахмурилась, изучая игрушку.
— Очень хорошо, — наконец оценила она, — как и все, что ты делаешь.
— Дай ее мне, — я протянул руку.
Она отдала сороку мне, и я бросил игрушку в воду. В пену она не попала, а закачалась на воде, точно морской конец.
— Зачем?
— Это была плохая шутка. Прошу за нее извинения!
— Может быть, ты прав. Я действительно была немного удивлена, уязвлена…
Я усмехнулся:
— Почему бы тогда не заняться чем-нибудь более безопасным, например, подводными гонками?
— Нет. Только Икки!
— Почему?
— Считай, что это моя блажь.
— Мужской довод! — оценил я. — Один страстный алхимик, который занимался черной магией в своем подвале, однажды сказал мне: «Мистер Девитс, вы нуждаетесь в усилении своего мужского фактора. Для этого вы должны выловить по одной особи всех видов существующих рыб. Рыбная ловля — самый старинный мужской символ». Поэтому я и принялся за это дело. Но я хочу спросить: почему ты хочешь усилить свой мужской фактор?
— Не собираюсь ничего усиливать. Я хочу усилить только предприятия фирмы Луарих. Мой главный статистик однажды сказал мне: «Мисс Луарих, мы подмяли под себя продажу всей парфюмерии в Солнечной системе, но мне надо сделать еще что-нибудь кроме этого».
— Ты выглядишь слишком холодной и официальной, — заметил я.
— Не замечала этого, — сказала она поднимаясь. — Давай искупаемся!
— Нет.
— Возьми два акваланга, и я проплыву с тобой под «Тенсквером». Но я обязательно приплыву первой! — добавила она.
Я встал и посмотрел на нее сверху вниз, потому что всегда чувствую превосходство над женщинами.
— Дочь Лира с глазами Пикассо, — сказал я. — Ты сама предложила это соревнование… Жди меня у ближней башни с правого борта через десять минут!
Прошло десять минут. Мои сандалии к этому времени стали горячими, и я был рад поменять их на ласты, когда нашел сравнительно прохладный уголок.
Мы надели акваланги и подогнали нагубники. Она выбрала изящный зеленый костюм.
Я укрепил веревочную, лестницу и перебросил ее через борт. Затем застучал по стене башни.
— Что?
— Ты предлагала нырять с кормовой башни.
— Можно с любой. Лестницы и подъемники есть ведь везде?
— Ты уверена, что тебе хочется нырять? — спросил у нее загорелый, невысокого роста мужчина, специалист по рекламе — Андерсон. Он сидел неподалеку от башни в кресле-качалке, потягивая лимонад через соломинку.
— Это может быть очень опасно, — продолжал мысль специалист по рекламе, шамкая. Его зубы находились в эту минуту в стакане с лимонадом.
— Замечательно, — улыбнулась миллионерша. — Пусть будут опасности. Не смертельные, конечно!
— Тогда почему вы не позволите сделать несколько фотоснимков? Они были бы готовы через час, а к вечеру в Нью-Йорке были бы хорошие клише.
— Нет, — сказала она, отвернувшись, и подняла руки к глазам. — Вот, сохрани это для меня.
Она передала ему коробочку с контактными линзами и, когда повернулась обратно ко мне, ее глаза были того же коричневого цвета, какой мне запомнился.
— Готов?
— Нет, — сказал я твердо. — Послушай внимательно, Джейн. Если ты собираешься играть в эту игру, то в ней несколько правил. Во-первых, мы идем прямо под корпусом, поэтому нам надо начать с низкого погружения и не останавливаться. Если ударишься о дно, то можно порвать кислородную трубку.
Она перебила, сказав, что всякий дурак знает это, и я резко возразил…
— Во-вторых, — продолжал я твердо. — Там будет мало света. Поэтому надо держаться рядышком и обоим взять фонарики.
Ее глаза вспыхнули:
— О’кей. Фонарики? Готово!
— …И следи за ведущими винтами.
Она вытерла глаза и поправила маску.
— Все в порядке. Ныряем!
И мы погрузились.
Она двигалась, как я ей советовал. Поверхностный слой воды был приятно теплым; на два метра вглубь вода посвежела; на пять — была еще приятной и холодной. На восьми метрах мы оставили раскачивающуюся лестницу и поплыли. «Тенсквер» двигался вперед, а мы двигались в обратном направлении, дотрагиваясь до желтого корпуса с интервалом в десять секунд.
Корпус оставался там, где ему и надлежало находиться, а мы мчались, точно два темных снаряда. Периодически я освещал фонариком ее лягушачьи ноги и фонтаны воздушных пузырей. Скорость была прекрасная; я плыл, как обычно, но не позволял ей отставать.