Будда и его последователи немедленно пошли к городу. Они не остановились отдохнуть и прошли через Аландил быстрой, но достойной походкой.
Когда они снова очутились в пурпурной роще, Просветленный велел монахам отдыхать, а сам пошел к маленькому павильону, стоявшему в глубине леса.
В павильоне сидел монах, принесший сообщение во время представления. Он заботился о больном путешественнике, которого он нашел в лихорадочном бреду на болотах, куда часто ходил размышлять о скверных условиях, в которых, возможно, окажется его тело после смерти.
Татагатха внимательно оглядел человека, лежавшего на спальном мате: тонкие бледные губы, высокий лоб, высокие скулы, тронутые инеем брови, острые уши; Татагатха догадывался, что глаза должны быть бледно-голубые или серые. Было что-то просвечивающе-хрупкое в его облике; это могло быть результатом лихорадки, мучавшей его тело, но дело было не только в болезни. Не похоже было, чтобы этот маленький человек носил вещь, которую Татагатха сейчас держал в руке. На первый взгляд пришелец казался очень старым, но потом становилось ясно, что седые волосы и хрупкий костяк еще не означают преклонного возраста и что во внешности этого человека есть что-то детское. Глядя на его комплекцию, Татагатха сомневался, чтобы этому человеку приходилось часто бриться. Возможно, между щеками и углами рта были скрыты сейчас озорные морщинки. А может, и нет.
Будда держал малиновый удушающий шнур, который могли носить только священные палачи богини Кали. Он провел пальцами по его шелковистой длине, и шнур обвился вокруг его руки, слегка прилипнув к ней. Будда не сомневался более, что шнур таким манером должен был обвиться вокруг его шеи. Он почти бессознательно сжимал его и непроизвольно дергал рукой.
Затем он взглянул на изумленную физиономию монаха, улыбнулся своей невозмутимой улыбкой и отложил шнур. Монах вытер сырой тканью потный лоб больного.
Человек на спальном мате вздрогнул от прикосновения и открыл глаза. В них было безумие лихорадки, они по-настоящему не видели, но Татагатха почувствовал внезапный удар от встречи их взглядов.
Глаза были темные, почти агатовые, так что нельзя было отличить зрачок от радужной оболочки. Было какое-то удивительное несоответствие между глазами такой силы и хрупким, слабым телом.
Будда наклонился и слегка ударил по руке человека; можно было подумать, что он коснулся стали, холодной и нечувствительной. Он резко провел ногтями по тыльной стороне руки. Ни царапины, ни даже следа на коже, ноготь скользнул по ней, как по стеклу. Будда сжал ноготь большого пальца человека и отпустил. Ни малейшего изменения цвета. Словно это были мертвые или механические руки.
Будда продолжал осмотр. Феномен кончался где-то возле запястья и снова появлялся в других местах. Руки, грудь, живот, шея и часть спины были омыты в ванне смерти, что и дало ему особую несгибаемую силу.
Смачивание всего тела, конечно, оказалось бы роковым; а тут человек вроде бы отказался от части своей осязательной чувствительности и получил взамен невидимые перчатки и стальную броню, прикрывающую шею, грудь и спину, Он действительно был одним из избранных убийц страшной богини.
— Кто еще знает об этом человеке? — спросил Будда.
— Монах Симха, который помог мне принести его сюда.
— Он видел это?
Татагатха указал глазами на малиновый шнур.
Монах кивнул.
— Найди его и приведи сейчас ко мне. Никому не говори об этом, скажи только, что пилигрим заболел и мы здесь о нем заботимся. Я сам займусь его лечением и наблюдением за его болезнью.
— Слушаюсь, Просветленный.
И монах поспешно вышел из павильона.
Татагатха сел рядом со спальным магом и стал ждать.
Прошло два дня, прежде чем лихорадка спала и разум вернулся в темные глаза. Но в течение этих двух дней проходившие мимо павильона слышали голос Просветленного, твердящий снова и снова, как если бы он обращался к своему спящему подопечному. Время от времени человек громко бормотал, как в бреду.
На второй день человек открыл глаза, посмотрел вверх, нахмурился и повернул голову.
— Доброе утро. Ральд, — сказал Татагатха.
— Кто ты? — спросил тот неожиданным баритоном.
— Тот, кто учит путям освобождения, — сказал Татагатха.
— Будда?
— Так меня называли.
— Татагатха?
— Я носил и это имя.
Человек хотел подняться, но не смог. Глаза его сохраняли мирное выражение.