— Может, мне было как раз интересно посмотреть, каково это — идти против течения, — ответил тот.
— Нет, Сэм, это не так. Я чувствую, что это часть более широкого замысла и что все эти годы, когда ты считался святым и произносил проповеди, в которые сам ничуть не верил, ты строил другие планы. Армия, заняв большое пространство, может противоборствовать короткое время; один человек, занимая мало места, должен растянуть свою оппозицию на долгие годы, тогда у него есть шанс преуспеть. Ты это знаешь и сейчас сеешь семена украденного учения, планируя двинуться к другой фазе противоборства. Ты пытаешься в единственном числе стать антитезой Неба, много лет противясь воле богов различными способами и под различными масками. Но этому немедленно будет положен конец, фальшивый Будда!
— Почему, Яма?
— Ради безопасности. Мы не хотели делать из тебя мученика и увеличивать этим рост твоего учения. С другой стороны, если тебя не остановить, рост его будет продолжаться. Поэтому было решено, что ты должен принять свой конец из рук посланца Неба — это покажет, какая религия сильнее. Так что, будешь ты мучеником или нет, буддизм будет с этих пор считаться второстепенной религией. Вот почему ты должен умереть реальной смертью.
— Когда я спросил «почему», я имел в виду совсем другое. Ты ответил не на тот вопрос. Я имел в виду — почему ТЫ пришел сделать это, Яма? Почему ты, Мастер Оружия, Мастер Наук, пришел как лакей по приказу этих меняльщиков тел, не умеющих даже отполировать твой клинок или вымыть твои пробирки? Почему ты, наиболее свободный дух из всех нас, унизился до того, чтобы прислуживать низшим?
— За эти слова твоя смерть не будет легкой.
— Почему? Я только задал вопрос, который давно должен был прийти в голову не только мне. Я не обиделся, когда ты назвал меня фальшивым Буддой. Я знаю, кто я. А кто ты, Бог Смерти?
Яма сунул саблю за пояс и достал трубку, которую купил в гостинице. Он набил ее и закурил.
— Ясно, что мы должны побеседовать хотя бы для того, чтобы очистить наши мозги от вопросов, — сказал он, — так что я устроюсь поудобнее.
Он тоже сел на низкий камень.
— Во-первых, некто может превосходить своих товарищей но, тем не менее подчиняться им, если все они служат общему делу, которое больше, чем любое личное. Я уверен, что служу такому делу, иначе я не стал бы в этом участвовать. Ты чувствуешь то же самое относительно своего дела, иначе ты не стал бы вести эту презренную аскетическую жизнь — хотя я заметил, что ты не такой изможденный, как твои последователи. Насколько я помню, тебе предлагали божественность несколько лет назад в Мюнхене, а ты посмеялся над Брамой, напал на Дворец Кармы и набил жетонами все молитвенные машины города…
Будда хихикнул. Яма тоже посмеялся с ним и продолжал:
— В мире не осталось ни одного Акселерациониста, кроме тебя. Это тупик, ты из него никогда не выйдешь на первое место. Я в какой-то мере уважаю твой образ действий. Мне даже пришло в голову, что, если бы ты понял безнадежность своего нынешнего положения, тебя можно было бы убедить присоединиться к хозяевам Неба. Хотя я пришел сюда убить тебя, но, если тебя можно убедить и ты дашь слово, что кончишь свою дурацкую борьбу, я поручусь за тебя. Я возьму тебя с собой в Небесный Город, где ты примешь то, от чего однажды отказался. Боги послушают меня, потому что я им нужен.
— Нет, — сказал Сэм. — Я отказываюсь именно потому, что я убежден в тщетности моего положения и полон решимости продолжать спектакль.
Из лагеря в пурпурной роще донеслось пение. Одна из лун скрылась за вершинами деревьев.
— Почему твои последователи не ломают кустов в стремлении спасти тебя?
— Они придут, если я позову, но я не будут звать. Мне этого не нужно.
— Зачем они наслали на меня этот дурацкий сон?
Будда пожал плечами.
— Почему они не поднялись и не убили меня, пока я спал?
— Это не их Путь.
— А ты мог бы? Никто бы не узнал, что Будда сделал такое.
— Возможно. Как тебе известно, личные силы и слабости вождя еще не мерило самого дела.
Яма сильнее пыхнул трубкой. Дым окутал голову и слился с туманом, который становился все гуще.
— Я знаю, что мы здесь одни и ты безоружен, — сказал Яма.