Ему потребовалась большая часть утра, чтобы достичь цели — двери.
Остановившись перед ней, он немного отдохнул, выпил воды из фляги, вытер рот тыльной стороной ладони и улыбнулся.
Затем он сел, прислонившись к двери спиной, и поел. Закончив, он бросил листья, в которые была завернута еда, и смотрел, как они падают, покачиваясь из стороны в сторону на воздушных течениях, пока они не скрылись из виду. Он набил трубку и закурил.
Отдохнув, он встал и снова посмотрел на дверь.
Рука его легла на пластину замка и медленно двинула ее серией разных жестов. Когда рука его отпустила пластину, за дверью раздался мелодичный звук.
Человек взялся за кольцо и потянул; его плечевые мускулы напряглись. Дверь поддалась, сначала медленно, потом быстрее. Он отступил в сторону и распахнул дверь, отведя ее за уступ.
На внутренней поверхности двери было второе кольцо, вдвое больше первого. Человек схватил кольцо, когда оно проходило мимо него, и затормозил пятками, — чтобы дверь не отошла слишком далеко.
Из отверстия за его спиной шел поток теплого воздуха.
Подтащив дверь, чтобы она снова закрылась за ним, он остановился и зажег один из маленьких факелов, которые принес с собой. Затем он пошел по коридору, расширяющемуся по мере его продвижения.
Пол начал резко опускаться, и после сотни шагов потолок стал таким высоким, что его не было видно.
После двухсот шагов путник остановился на краю колодца.
Теперь его окружала тьма, простреленная огнем его факела. Стены исчезли — кроме одной, позади и справа. Пол кончался на небольшом расстоянии от него.
За краем было что-то вроде бездонной шахты. Он ничего не видел там, но знал, что она приблизительно круглая по форме. Он знал также, что по мере углубления она расширяется по окружности.
Он стал спускаться вниз по выступу, идущему винтом вокруг стены колодца. Из глубины поднимались потоки теплого воздуха. Выступ был искусственного происхождения. Это чувствовалось, несмотря на его крутизну. Он был очень опасным и очень узким; во многих местах он треснул, и на нем накопились камни, Но его ровный спиральный спуск доказывал, что его существование имело цель и систему.
Он осторожно шел по этому выступу. Слева от него была стена, а справа — пустота.
Когда протекло, казалось, полтора столетия, он увидел далеко внизу крошечный мерцающий огонек, висевший в воздухе.
Однако кривизна стены постепенно отклоняла его путь, так что этот огонек больше не висел в пространстве, а лежал внизу и чуть справа.
Еще один изгиб выступа поставил этот свет прямо впереди.
Когда он миновал нишу в стене, где скрывался огонек, он услышал голос в своем мозгу, выкрикивавший:
— Освободи меня, Хозяин, и я положу мир к твоим ногам!
Но он поспешил дальше, даже не взглянув на лицо в отверстии.
Теперь стало больше видимого света, плывущего по океану мрака, что лежал под ногами путника.
Стена продолжала расширяться и была полна ярким мерцанием вроде пламени, но не пламени, полна фигурами, лицами, полузабытыми образами. И от каждого шел крик:
— Освободи меня! Освободи меня!
Но путник не останавливался.
Наконец он спустился на дно колодца и пошел через него, мимо разбитых камней, через трещины в каменном полу. Он достиг противоположной стены, где плясало огромное оранжевое пламя.
При его приближении огонь стал вишнево-красным, а когда он остановился перед ним, огонь стал голубым с сапфировой сердцевиной. Он поднимался на высоту удвоенного человеческого роста, пульсировал, изгибался. От него исходили мелкие лучики, тянулись к путнику, но втягивались обратно, как бы натолкнувшись на невидимый барьер.
Во время спуска путник прошел мимо такого количества огней, что потерял им счет. Он знал также, что еще больше их скрыто в пещерах, которые открывались в дно колодца.
Каждый огонек, мимо которого он проходил на своем пути, обращался к нему, используя собственные манеры обращения, так что слова в голове звучали, как барабаны, слова угрожающие, умоляющие, обещающие. Но от этого голубого слепящего огня, который был больше всех других, никакого послания не пришло. В его яркой сердцевине не крутилось, не изгибалось ни одной фигуры. Это было пламя, пламенем оно и оставалось.
Путник зажег новый факел и закрепил его между двумя камнями.
— Итак, Ненавистный, ты вернулся!
Слова упали на путника, как удар кнута. Утвердившись покрепче, он повернулся лицом к голубому пламени, сказав:
— Тебя звали Тарака?