— Значит, Сэм победил. Через столько лет, но все-таки победил их.
— Да, Рэнфри. Я чувствую, что это правда.
Ниррити взглянул на двух стражников, стоящих по бокам Ольвигги.
— Выйдите! — приказал он и, когда они вышли, спросил: — Ты знаешь меня?
— Да, капеллан. Потому что я — Ян Ольвигг, капитан «Звезды Индии».
— Ольвигг? Сомнительно что-то.
— Однако это правда. Я получил это теперь уже старое тело в тот день, когда Сэм разгромил Мастеров Кармы в Махартхе. Я был там.
— Один из Первых, и… да, христианин!
— Иногда. Когда у меня истощается запас ругательств на хинди.
Ниррити положил руку ему на плечо.
— Тогда твоя истинная сущность должна очень страдать от того богохульства, которое они произвели!
— А я не слишком вникаю в них… И они в меня.
— Надеюсь. Но Сзм сделал то же самое — смешал множество ересей, похоронил истинное Слово даже глубже…
— Оружие, Рэнфри, — сказал Ольвигг. — Ничего более. Я уверен, что он хотел быть богом не меньше, чем ты или я.
— Возможно. Но я хотел бы, чтобы он выбрал другое оружие. Если он победит, их души все равно пропали.
Ольвигг пожал плечами.
— Я не теолог, как ты.
— Но ты поможешь мне? За века я создал могучую армию. У меня есть люди и машины. Ты говоришь, что наши враги ослабели. Мои бездушные создания, рожденные не от мужчины и женщины, не знают страха. У меня есть небесные гондолы — много. Я могу добраться до их Города на полюсе. Я могу разрушить их храмы здесь, на земле. Я думаю, пора очистить мир от их скверны. Истинная вера должна взойти снова! И скорее! Это должно быть скорее…
— Я уже сказал, что я не теолог. Но я тоже хотел бы видеть Город побежденным, — сказал Ольвигг. — Я помогу тебе, чем смогу.
— Тогда мы захватим несколько городов, оскверним их храмы и посмотрим, какое действие это окажет.
Ольвигг кивнул.
— Ты будешь советовать мне. Будешь осуществлять моральную поддержку, — сказал Ниррити и наклонил голову. — Давай помолимся вместе.
Старик долгое время стоял перед дворцом Камы в Кейпуре, глядя на его мраморные столбы. Наконец, девушка пожалела его и вынесла ему хлеба и молока. Хлеб он съел.
— Выпей и молоко, дедушка. Оно питательно и поддержит твое тело.
— К черту! — воскликнул старик. — К черту молоко! К черту мое тело! Главное — это мой дух!
Девушка отпрянула.
— Разве так отвечают на милостыню?
— Я возражаю не против твоей милости, девушка, а против твоего выбора напитка. Не можешь ли ты уделить мне глоток хоть самого дрянного вина из кухни… Коим гости пренебрегают, а повар даже не плеснет его на обрезки мяса? Я жажду выжимок из винограда, а не из коровы.
— Может, тебе еще меню принести? Убирайся, пока я не позвала слуг!
Он пристально посмотрел ей в глаза.
— Не обижайся, госпожа моя, прошу тебя. Нищенство мне трудно дается.
Она посмотрела в черные глаза на морщинистом, загорелом лице. В уголках его губ играла чуть заметная улыбка.
— Ладно… Иди за мной. Я провожу тебя на кухню, и посмотрим, что там найдется. Хотя я, собственно, не понимаю, почему я должна это делать.
Улыбка его стала шире, когда он пошел за девушкой, следя за ее походкой.
— Потому что я хотел, чтобы ты это сделала, — ответил он.
Тарака, Ракша, был не в духе. Летя над облаками, он думал о путях власти. Когда-то он был самым могущественным. До дней связывания не было никого, кто мог бы устоять перед ним. Затем пришел Сиддхарта-Связывающий. Тарака знал его раньше, еще как Калкина, и знал, что он силен. В конце концов он решил, что они должны встретиться, и он, Тарака, должен проверить силу божественности, которой, как говорили, наделен Калкин. Когда они сошлись вместе в тот давно прошедший день, когда от их ярости пылали вершины гор, в тот день победил Связывающий. А при второй их встрече, столетия спустя, Тараке удалось победить Связывающего даже более полно. Но Связывающий был только один, и теперь он ушел из мира. Из всех живых только Связывающий взял верх над Владыкой Адского Колодца. Затем боги бросили вызов его силе. В прежние времена они были слабы, старались тренировать свои мутантские силы наркотиками, гипнозом, медитацией, нейрохирургией и выковали свои свойства — и вот, века спустя, их силы выросли. Четверо их вошли в Адский Колодец, всего лишь четверо, и легионы Тараки не смогли отбросить их. Один из них, Шива, был силен, но позднее Связывающий убил его. Так и должно было быть, ибо Тарака считал Связывающего равным себе. Женщину Тарака не учитывал. Она всего лишь женщина, и она требовала помощи от Ямы. Но Бог Агни, чей дух был ярким, слепящим пламенем, заставил Тараку бояться себя. Он вспомнил, как однажды Агни вошел один во дворец Паламайдсу и бросил ему, Тараке, вызов. Тарака не смог остановить его, хотя и пытался, и увидел, как весь дворец был разрушен силою огня Агни. И в Адском Колодце ничто не смогло остановить его. Тарака обещал тогда себе, что со временем проверит силу Агни, как это сделал с силой Сиддхарты, чтобы либо победить ее, либо быть связанным ею. Но обещание это Тарака так и не выполнил: Бог Огня сам пал перед Красным, который был четвертым в Адском Колодце. Красный каким-то образом повернул пламя Агни против него же в день битвы за Кинсет. Это означало, что величайшим был Красный. Ведь даже Связывающий предупреждал Тараку насчет Ямы-Дхармы, Бога Смерти. Да, тот, чьи глаза выпивают жизнь, был самым могущественным из оставшихся в мире. Тарака чуть не погиб от этой силы в громовой колеснице. Однажды он хотел еще раз проверить эту силу, но быстро отступился, потому что он и Яма оказались союзниками в битве. Говорили, что Яма вскоре после этого умер в Городе. Позднее же говорили, что он все еще бродит по земле.
Говорят, что, как Бог Смерти, он не может умереть иначе, как по своему желанию. Тарака принял это как факт, понимая, что это означает. Это значит, что он, Тарака, вернется на юг, на остров голубого дворца, где Бог Зла, Ниррити Черный, ждет его ответа. Тарака даст свое согласие. Начиная с Махартхи и дальше от моря на север, Ракшасы прибавят свою мощь к мощи Черного, разрушат Храмы в шести самых больших городах юго-запада, зальют улицы этих городов кровью их жителей и беспламенных легионов Черного — чтобы боги пришли защищать их и встретили бы свою гибель. Если боги не придут, они покажут этим свою слабость. Тогда Ракшасы будут штурмовать Небо, и Ниррити снесет Небесный Город; Шпиль в милю высотой упадет, купол будет разбит вдребезги, большие белые кошки Канибурхи будут смотреть на развалины, Павильоны богов и полубогов покроются снегами. И все это, в сущности, по одной причине, помимо скуки, помимо приближения последних дней богов и людей в мире Ракшасов: когда бы ни пришла эта великая битва и могучие деяния, огненные деяния — придет и он, Тарака знал, придет Красный, где бы он ни был, обязательно придет, потому что его божественность потянет его к власти. Тарака знал, что будет искать, ждать, ничего не делать до того дня, когда он посмотрит в темные огни, горящие в глазах Смерти…
Брама уставился на карту, затем оглянулся на хрустальный экран, вокруг которого обвился бронзовый Наг, зажавший в пасти хвост.
— Пожар, о жрец?
— Пожар, Брама… Весь район складов!
— Прикажи людям гасить.
— Они уже делают это, могучий.
— Тогда зачем ты беспокоишь меня этим делом?
— Боимся, Великий.
— Чего боитесь?
— Черного, чье имя я не могу назвать в твоем присутствии, чья сила неуклонно растет на юге, того, кто контролирует морские пути, подрезая торговлю…
— Почему ты опасаешься назвать передо мною имя Ниррити? Я знаю Черного. Ты думаешь, что пожары — его затея?
— Да, Великий, через какого-нибудь негодяя, которому он заплатил. Многие говорят, что он хочет отрезать нас от остального мира, отнять наши богатства, уничтожить наши склады и истощить наш дух, и поэтому он собирается…
— Захватить тебя, конечно.
— Ты сказал это, Могучий.
— Это вполне возможно, жрец. Скажи, ты думаешь, что твои боги не встанут рядом с тобой, если Бог Зла нападет?
— В этом никогда не было никакого сомнения, Могущественнейший. Мы только хотели напомнить тебе о такой возможности и возобновить наши постоянные мольбы о милосердии и божественной защите.