Она медленно исчезает, и на ее месте появляется хмурый взгляд.
— Что случилось? — спрашиваю я.
Он хватает меня за запястье, и мое дыхание прерывается, когда он снимает мои часы. Я не останавливаю его, хотя каждая часть меня требует этого.
Сердце замирает, когда он с облегчением вздыхает, увидев, что я не предался своим привычкам саморазрушения.
Я жду, что он отпустит меня, но он проводит большим пальцем по шрамам на коже, и чем больше он прикасается ко мне, тем труднее становится дышать.
Моя поганая голова начинает туманиться, и я погружаюсь в черное озеро своего психического состояния.
Я пытаюсь высвободить руку, но Николай крепко держит ее в своей, оценивая выражение моего лица.
— Помнишь ту часть, где ты больше не можешь от меня прятаться?
— Не думаю, что сейчас подходящее время…
Он качает головой, и слова застревают у меня в горле.
Прикосновения Николая становятся мягче, а голос – нежнее.
— Расскажи мне, малыш. Я просто хочу понять и помочь тебе. Если ты не будешь говорить со мной, я не буду знаю, с чего начать.
— Я в порядке…
— Что я говорил об этом гребаном слове?
— Я действительно в порядке. С этим покончено.
— Не уверен, врешь ты мне или себе сейчас.
— Ты не можешь просто забыть об этом?
— Нет, я не могу просто отпустить все, когда это огромная часть твоей сущности. Почему ты не можешь мне сказать? Ты мне не доверяешь?
— Нет, нет, конечно, доверяю, — это потому, что я настолько доверяю ему, что до смерти боюсь его реакции.
Он бросит тебя, когда узнает, что ты сделал. Все остальные будут видеть в тебе слабака, которым ты и являешься.
Я сглатываю комок в горле, когда этот голос молотком отдается в моей голове.
— Тогда какого хрена ты прячешься от меня? — в его голосе звучит разочарование, и я хочу стереть его, хочу защитить, особенно от себя.
Потому что он не должен меня любить. Я причиню ему боль, даже непреднамеренно, но знаю, что причиню.
Но я даю ему кое-что, всего лишь часть правды.
— Помнишь, я говорил тебе, что ненавижу себя?
Он кивает, выражение его лица смягчается, и он становится совершенно неподвижным, как будто мои слова – это церемония, которую он не посмеет прервать.
— Давным-давно я совершил нечто отвратительно ужасное и не смог… простить себя за это. Каждый раз, когда я смотрю в зеркало, я вижу ту версию себя, и не могу ее вынести. Потребность разрушить и сжечь ее бурлит во мне каждую секунду каждого гребаного дня. Вот почему я перестал рисовать людей, животных и все, что имеет глаза. Мне кажется, что они – мое собственное отражение в зеркале, преследующее меня повсюду, — я с трудом улыбаюсь. — Единственная причина, по которой я никогда не принимал с тобой душ, – это то, что я не хотел, чтобы ты видел эту версию меня всякий раз, когда я смотрю в зеркало в ванной. Прости.
— Не извиняйся, — его голос смягчается. — Ты можешь рассказать мне, что именно ты сделал, что начал чувствовать себя так?
— Когда-нибудь. Мне просто нужно собраться с мыслями, чтобы заговорить об этом. Ты можешь подождать?
— Конечно, и, малыш? — он целует меня в макушку, и от его следующих слов у меня чуть не случается сердечный приступ. — Даже если ты будешь ненавидеть себя, я буду любить тебя за нас обоих.
Глава 34
Николай
Если бы несколько недель назад кто-нибудь сказал мне, что мой цветок лотоса поведет меня на одно свидание, не говоря уже о трех, я бы вызвал скорую помощь.
Но вот мы уже на третьем свидании. Именно. На третьем. На улице. В окружении людей. И он не паникует.
Я смотрю на его руку в своей, наши пальцы переплетены, и я незаметно щиплю себя за затылок. Больно. Это не гребаный сон.
Мы идем по грунтовой дорожке в его любимом парке в Лондоне, который находится недалеко от места, где он живет, – Хэмпстед-Хит.
Он сказал, что ему нужно как-то расслабиться после всех тех туристических мероприятий, по которым я его таскал с собой. Лондонский глаз, Лондонский мост – или Тауэрский мост, как он любил меня поправлять, с крайне снобистским выражением лица, позвольте добавить, – Замок Камден и целый день на продуктовом рынке. Вчера мы побывали везде, от Угольного двора до Восточного Лондона, а затем вернулись в центр города и в Ковент-Гарден, где посмотрели какое-то оперное шоу в Королевском оперном театре.
Это определенно не мое, и я чертовски выделялся даже в формальной одежде.
Но я пошел ради Брэна, ведь он любит все эти чопорные и правильные вещи. Кроме того, в костюме он выглядел чертовски аппетитно, так что не на что жаловаться. И не стоит говорить, что я заснул после первых десяти минут, и он позволил мне использовать его плечо в качестве подушки. Так что я, возможно, притворялся, что сплю дольше, чем нужно.
Сегодня на удивление не так пасмурно, и солнце светит сквозь гигантские деревья парка, похожие на лес. Территория выглядит одновременно ухоженной и нет: несколько асфальтированных дорог и несколько грунтовых.
Погода сегодня определенно лучше, чем вчера. Нам пришлось бежать в укрытие после внезапного ливня, и Брэн затащил меня в угол и целовал до потери сознания. Пока мимо проходили люди.
Я тогда чуть не кончил в штаны прямо на месте.
Это нормально – чувствовать, что я сорвал джекпот, потому что он такой открытый?
С тех пор как четыре дня назад мы слишком медленно и с любовью трахались, он был исключительно ласков. Он также водил меня по магазинам, поскольку его одежда слишком мала для меня.
И да, он познакомил меня со своими дедушками, бабушкой, дядей и его женой, пригласив их на ужин, который он готовил вместе с отцом. Дядя, Эйден, – это Леви 2.0, и он даже сказал мне:
— Слушай, парень, если ты обидишь моего племянника, то никто не узнает, что ты вдруг исчез, понял?
На что Леви улыбнулся и кивнул, и я сказал им:
— Меня не пугают угрозы, но я уважаю вас, сэр. Я сделаю все возможное, чтобы получить ваше одобрение, если только вы не будете вмешиваться в наши с Брэном отношения.
Эйден приподнял бровь, услышав это, а Леви недовольно хмыкнул и ушел, но я успел заметить, что мой цветок лотоса улыбается.
Он снова улыбается, когда мы проходим мимо озера и тянет меня к деревянной пристани с видом на воду. Солнце отражается от поверхности, делая ее блестящей. Несколько птиц снуют вокруг, а эта большая гребаная чайка кричит на меня, и я клянусь, что она смотрит мне прямо в глаза, когда я приближаюсь, а потом улетает, хлопая крыльями и истерично крича.
Господи.
Брэн опирается предплечьями о деревянные перила и отпускает мою руку, указывая на огромное озеро.
— Посмотри, сегодня здесь лебеди.
Я стараюсь не дуться, как ребенок, потому что он больше не прикасается ко мне, прислоняюсь спиной к старому дереву и опираюсь локтями на перила. Я бросаю взгляд в сторону нескольких лебедей, скользящих по воде среди уток.
— Обычно их здесь нет? — спрашиваю я.
— Да, иногда они плавают на другом пруду, — он улыбается, и я не могу не смотреть на него.