– Кроме того, здоровье – это хорошая политика. Я сам больше никогда не курю на публике. В наши дни сигарета стоит тебе больше избирателей, чем адюльтер.
– И об этом американцы слишком много беспокоятся. Лидер должен иметь много любовниц, чтобы доказать свою силу. Я прожил здесь двадцать пять лет, и все еще не понимаю американских политиков.
– Однако, помнится, в свое время ты помогал их менять.
Хриплый смешок. – Менять? Где здесь перемены? Кастро по-прежнему в Гаване, я по-прежнему в Майами. Ваши президенты меняются, но для кубинцев не меняется ничего. Вы воюете с коммунизмом в Анголе, в Никарагуа, во Вьетнаме, вы снабжаете оружием афганских моджахедов и израильтян, но для нас – nada[42], так вашу мать! Может, нам стоило лучше родиться евреями, тогда бы мы могли бы получить боевые самолеты F-16 и противотанковые ракетные установки.
– Я вам сочувствую, Рамирес.
Вздох. Рамирес докурил сигарету, привычным жестом солдата, или бывшего солдата, раздавил окурок, и закурил другую.
– Что значит "сочувствую", прошу прощения? Это дипломатический жаргон. Кен-не-ди, – он произнес фамилию медленно и с ядом, – нам "сочувствовали". Джонсон, Никсон, Форд, Рейган, даже этот трусливый cabron[43] Картер – все они «сочувствовали», но Кастро все еще сидит в Гаване и толкает речи, а ваши федералы хватают наших людей каждый раз, когда те пытаются купить оружие.
– Ну, ты не можешь обвинять Никсона за то, что он наплевал на вас после Уотергейта.
– Это его вина, а не наша. Моих людей попросили произвести взлом. Они сделали прекрасную, чистую работу. Кто мог знать, что в Белом Доме не хватит ума позаботиться о вашингтонской полиции, или решимости убрать людей из страны, когда дело повернулось к худшему? Любители! Головотяпы! – Голос Рамиреса был полон презрения. – Конспирация – это серьезное занятие, а не игра, которой вы балуетесь, пока идет дождь, вместо бейсбола. – Он улыбнулся. Его зубы, белые и ровные, как солдаты в строю, блеснули под пышными усами. – Итак, девушка, – сказал он, возвращаясь к делу. – Я следил за ней. Между прочим, занятие не из неприятных.
– Верно. Скорее наоборот.
– Мы поставили "жучок" на ее телефон. И сеньору Вольфу тоже. Тебе это известно. Ты получил записи.
– Да. Там нет ничего интересного.
– Что ж, это не наша вина, экселенц. Ты приказал прослушивать телефон, мы прослушиваем телефон. О чем они говорят по телефону, от нас не зависит. Это как рыбалка. Ты забрасываешь удочку, и можешь вытащить миногу, или акулу, или ничего.
Роберт кивнул. Он знал, что лучше не язвить над умствованиями Рамиреса. Во-первых, Рамирес знал, о чем говорил, а во-вторых, он был опасным человеком, и не только из-за своего пылкого латинского темперамента. Даже среди самых "крутых парней", контрактников ЦРУ, посылаемых с тайными миссиями в Никарагуа, убийц с лицензиями, которые организовывали "политические" налеты в Сальвадоре, тайных борцов с терроризмом, что были неотличимы от террористов (и очень часто являлись одними и теми же людьми), к Рамиресу относились, как к ручной гранате со взведенной чекой. Рамиресу было "поручено" формировать отряды боевиков, все еще действующие на Кубе, о нем ходили слухи, будто это он "предоставил" Ли Харви Освальда для убийства Джона Кеннеди, хотя кому он его предоставил, не произносилось даже шепотом, и были люди, которые клялись, что его видели над телом Альенде с винтовкой в руках сразу после убийства.
У него была такая страшная репутация, что мало кто осмеливался его нанимать, и решение Роберта использовать его в президентской кампании отца стоило Артуру Баннермэну, в глазах многих политиков, шанса на Белый Дом. Рамирес и его люди прослушивали телефоны, отключили вентиляцию в номере Хьюга Скотта, прокололи шины у лимузина Ричарда Никсона, так, что он опоздал на свою главную речь, подсылали проституток заманивать ключевых делегатов в особые номера, где их снимали на видеопленку для последующего шантажа, и ходили слухи, будто они подбросили ЛСД в пунш в штаб-квартире Стассена.
Благодаря Роберту, Рамирес заработал на кампании Баннермэна свыше миллиона долларов, а его деятельность привлекла к нему внимание команды Никсона, а затем, постепенно, к ведущей роли в деле Элсберга, Уотергейтском скандале, и неудачной попытке взорвать Институт Брукингса. Хотя по природе он не был склонен к благодарности, Рамирес сохранил в своем мозолистом сердце слабость к Роберту, который привел его к великим делам, и, при условии подходящей оплаты, не было почти ничего, чего бы он для Роберта не совершил – или не устроил возможности совершения, ибо ныне Рамирес более посредничал в преступлениях, чем был преступником сам, приобрев, на американский манер, агентство по недвижимости в Майами, дилерское представительство "Мерседес-Бенц", несколько ресторанов в Кубинском Майами, полдесятка офисных зданий, процветающий мотель, и авиационную компанию, специализировавшуюся на лизинговых полетах в Колумбию и обратно. Он подумывал о приобретении банка в Форт-Лодердейле, небольшого, но с исключительными потенциальными возможностями, и правильно угадал, что намек на рекомендацию от Роберта Баннермэна может творить чудеса с Банковской Комиссией штата Флорида.