Она остановилась, чтобы перевести дух, как раз вовремя, думал Роберт, поскольку был готов услышать подобные феминистские доводы от кого угодно, только не от бабушки. Правда была в том, что он не считал, будто Сеси – или любая женщина – способна справиться с проблемами семейного состояния Баннермэнов. Он ничего не имел против женщин, и был вполне готов признать, что многие из них умнее большинства мужчин, но, будучи в другом равны, на определенных уровнях мужчины действуют лучше. Он не мог этого доказать – он был слишком умен, слишком во многом политик, чтобы позволить себе пускаться в споры по данному вопросу, и в последнюю очередь с бабушкой, но в глубине души он твердо в это верил.
– Может быть, ты и права, – дипломатично сказал он. – В любом случае, отец явно изменил свое решение. Или просто передумал. В конце концов, он все оставил мне. -Да, с учетом определенных ограничений. -Я помню о них.
С у ч е т о м о п р е д е л е н н ы х о г р а н и ч е н и й. Роберт прекрасно их знал, и каждое вызывало у него негодование, но он давно обдумывал способы обойти наиболее обременительные. Ответственность, связанная с контролем над состоянием Баннермэнов была огромна, и осложнялась еще тем, что каждый Баннермэн имел право требовать гарантии, что и наследники сохранят состояние в целости. Наследник Треста в теории был самодержцем, но на на практике он был скован запутанной сетью законов. затруднявшей ему произвести внушительное вторжение в состояние как таковое. Не то что б в этом была необходимость. Как наследник, Роберт получал – как и его отец, не только значительный годовой доход, но и саму Кайаву, равно как Сил Коув, летний "коттедж" Баннермэнов в Мэйне, не говоря уж о Бо Риваж, фамильном имении в Палм Бич, которое Кир велел выстроить, когда не мог больше выносить зимы в графстве Датчесс, или старый дом Баннермэнов на Пятой Авеню, – его сдавали на выгодных условиях Венесуэльской миссии при ООН, и, конечно, 25-ти комнатную квартиру Артура в доме 967 по Пятой Авеню, с видом на парк. Чтобы продать что-либо из этих зданий, требовалось согласие стольких людей, что в принципе было вообще невозможно.
Куда ни глянь, всюду обязанности. От Фонда Баннермэна, давно приобретшего автономный статус, независимо от желания или выбора семьи, до пенсионных фондов для отставных сотрудников Баннермэнов. На деньги Баннермэнов строились больницы, школы, университеты, они спонсировали театры, музеи и научные исследования, так что добрая репутация семьи возрастала в прямой пропорции от отданных сумм. Отец Роберта жил, как король, – и со всеми обязанностями короля – но сейчас трудно было наскрести 10 миллионов долларов наличными без бурной семейной войны. А Роберту нужно было 10 миллионов, как минимум, если он собирался оплатить долги по избирательным кампаниям в Сенат и сделать серьезную заявку на губернаторство. Он подумал о своих долгах, об обязательствах, взятых на себя, о людях, из-за которых он принял эти обязательства, – и стиснул зубы. В политике приходится делать вещи, о которых нельзя рассказывать никому, не стоит даже думать о них.
– Это тяжелая ответственность, – сказала Эинор, глядя на него в упор, словно читая его мысли. – Твой дед обычно говорил, что это в гораздо большей степени н р а в с т в е н н а я ответственность, чем финансовая. Я припоминаю, что, когда твой отец получил наследство, вначале он был просто ошеломлен.
И оставался таким до конца, с горечью подумал Роберт.
– Думаю, бабушка, я вполне подготовлен, – произнес он.
Он ожидал ее ответного удара, приготовился к нему, но она не сказала ничего. Роберт напомнил себе, что с точки зрения бабушки, у руля стоит о н а, и, конечно, доля истины в этом была, особенно в последние годы, когда отец начал терять интерес к делам. Де Витт, финансовые советники, банкиры – все они подозревали, что последнее слово – за ней, и знали, что она, по крайней мере, з а и н т е р е с о в а н а в том, что они делают, – гораздо больше заинтересована, по правде говоря, чем им хотелось. Роберт догадывался, что творилось многое, о чем отец не знал, не ж е л а л знать, особенно, когда его мысли заняла молодая любовница.