У подножия лестницы быстрое продвижение Баннермэна блокировал Бенуа де Монтекристо, натягивавший отделанное мехом пальто. Алекса подивилась, не собирается ли Баннермэн и ему сказать "Привет, парень", и на миг показалось, что он готов поддаться этому искушению. Он переминался с ноги на ногу, вытянув шею и подняв плечи, как бык, пытающийся обойти препятствие, прежде, чем броситься напролом. Они что, в ссоре? Ходили слухи, будто они сцепились рогами из-за нескольких приобретений, и, конечно, нынешний интерес Баннермэна к современному искусству урезал количество денег, выделяемых им Метрополитен Музею, предположила Алекса, знавшая не больше, чем любой читатель журнала "Нью-Йорк".
Красивое лицо Монтекристо было бесстрастно.
– Добрый вечер, Артур, – сказал он тоном человека, сожалеющего, что не покинул прием на две минуты раньше.
Баннермэн широко улыбнулся, его крупные зубы блеснули, он схватил Монтекристо за руку, и так стиснул, что тот скривился от боли.
– Рад вас видеть! – вскричал он и снова сжал руку Монтекристо еще сильнее. – Действительно рад.
Монтекристо не изменил позиции, стоя прямо перед Баннермэном, так чтоб тот не сумел увильнуть.
– Я пытался связаться с вами.
– Я был занят. – Улыбка Баннермэна померкла.
– Нужно обсудить некоторые необходимые приобретения.
– Сейчас я приобретаю картины сам.
Монтекристо поднял брови.
– Вроде э т и х? Я слышал. Вы знаете мою точку зрения.
– Прекрасно знаю. От Элинор я это тоже выслушал. В самых резких выражениях.
Алекса взяла свое пальто – простое суконное пальто, из-за чего она позавидовала мехам Монтекристо. Она гадала, кто такая Элинор. Ей было очень мало известно об Артуре Банненрмэне, кроме того, что у него есть сын, прославленный в газетах, как плейбой и политик. Существует ли миссис Баннермэн? И почему этот вопрос внезапно пришел ей на ум?
Баннермэн принял у нее пальто и помог ей надеть его.
– Это мисс… хм… Уолден, – сказал он – Она только что продала мне картину.
Монтекристо слегка поклонился.
– Я восхищен. Но честно говоря, Артур, меня огорчает, что вы коллекционируете подобные вещи, связываете с ними свое имя… В Цюрихе есть человек, который выставляет на продажу Караваджо – шедевр! Именно такие произведения живописи нам следует приобретать. Представьте его в центре совершенно нового зала… возможно, "Искусство Возрождения"…
– Нет. Мой дед спас музей после краха, у вас есть целое крыло, названное в честь моего отца, и один из крупнейших фондов музея носит имя моей матери. Я годами давал музею уже не помню, сколько миллионов долларов, но теперь я хочу сделать что-то сам. – Тон Баннермэна балансировал на грани грубости, что Монтекристо полностью проигнорировал.
– Ваш с о б с т в е н н ы й музей? Как Гетти? Или Розенцвейг? Но, Артур, дорогой мой, это Нью-Йорк! Нью-Йорку не н у ж е н еще один музей!
– Кто сказал, что он будет в Нью-Йорке?– сердито спросил Баннермэн.
– Это подразумевается. – Монтекристо пожал плечами, словно не желал спорить с ненормальным. – Что ж, в таком случае я надеюсь, что вы пользуетесь хорошим советами.
– Мой советчик – мисс Уолден, – ответил Баннермэн. Узрев, что справа от Монтекристо образовалось свободное пространство, он провел Алексу мимо, и дальше в коридор, где словно бы приготовившись к прибытию Баннермэна, дожидался лифт с открытыми дверями.
Баннермэн, казалось, был доволен собой, к раздражению Алексы – ей было неприятно, что ее использовали, чтобы шокировать Монтекристо.
– Зачем вы это сказали? – спросила она, слегка удивившись собственной храбрости.
Он смутился.
– Извините. Вы правы. Я не должен был вмешивать вас в свою стычку с Бенуа.
– Вот именно. Что он обо мне подумает?
– Он сердится только на меня. В действительности он неплохой парень. Просто Метрополитен Музей привык считать мою семью Великим Дарителем. Ховинг и все его предшественники думали точно так же. Никому не нравится слышать "нет", и в последнюю очередь, директорам неприбыльных учреждений. Послушайте, если я приглашу вас на ланч и искренне извинюсь, что вы скажете?